Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

Были и такие, кому хотелось сделать окоп одним духом, не слишком утруждаясь. Они закладывали в землю заряд взрывчатки и предупреждали товарищей криком: «Ложись!» – от этого напряжение только нарастало, создавалось впечатление, будто враг ведет огонь со всех направлений. С наступлением ночи появились бомбардировщики люфтваффе, они бомбили вставшие на якорь корабли, и потянувшиеся к самолетам нити трассирующих пуль и зенитных снарядов напомнили многим солдатам праздничный фейерверк на День независимости. Впрочем, немецких бомбардировщиков было слишком мало, и прилетели они слишком поздно, а потому ничем помочь в обороне своих позиций уже не могли.

Утром 7 июня из-за скал у мыса Персе смотрел на американцев подполковник Цигельман, офицер немецкой 352-й пехотной дивизии. «Вид на море напоминает картину “Парад кораблей в Кильской бухте”, – раздраженно записал он. – Суда всевозможных типов густо стоят у самого берега и дальше в море, на сколько хватает глаз. И все это громадное скопление ничем не потревожено с нашей стороны. Хорошо представляю себе настроение наших солдат, которые лишены всякой поддержки люфтваффе». На протяжении всего периода боев в Нормандии немцы постоянно возмущались: “Wo ist die Luftwaffe?” («Где же наша авиация?»)

Разрозненные немецкие подразделения еще держались в секторе, в частности на скалах у мыса Ок, где они провели контратаку против рейнджеров подполковника Дж. Раддера. Но в то утро американцы наконец очистили от противника Кольвиль-сюр-Мер и Сен-Лоран-сюр-Мер. Один солдат, проходя по улице Сен-Лорана, обернулся и увидел невдалеке рядового военной полиции, который устанавливал у домов знаки «Вход воспрещен». Пляж превратился в невероятную свалку: повсюду сгоревшие автомобили и танки, разбитые катера и шлюпки, брошенные солдатами противогазы, «бангалорские торпеды», стрелковое оружие. Правда, подобные картины не помешали генералу Герхардту, решительному борцу за дисциплину, наорать на солдата, который бросил на песок апельсиновую корку.

Все еще приходилось подавлять отдельные очаги сопротивления противника. Неожиданно из подземного укрытия выбрался немецкий солдат с поднятыми руками. Окружившие его американцы обнаружили, что под землей у него был «номер люкс», где имелась и рация. Американцы решили, что с ее помощью немец корректировал артиллерийский огонь по береговой линии, и вызвали военную полицию. «Сержант военной полиции был родом из Чехословакии, и несомненно, что его родителей нацисты уничтожили, поэтому он не стал раздумывать, а застрелил немца как шпиона».

Во Вьервиле американцам также был воспрещен вход в жилые дома, а мирным жителям запретили выходить на пляж, чтобы не мешали войскам. Жители ощущали, что американцам мешает даже то, что они, французы, остались в родной деревне. «В первые дни американские солдаты посматривали на нас искоса, с большим подозрением», – писала позднее одна француженка. Впрочем, французы тоже сильно косились на американцев. Сержант-сапер увидел, как в сен-лоранскую церковь прошмыгнул немец, и последовал за ним с двумя своими солдатами. Смертельно раненного немца он нашел у самого алтаря – тот лежал, бессильно раскинув в стороны руки. Тут сержант заметил, что его солдаты – оба родом из Алабамы – вытряхивают монеты из стоящей у входа кружки для подаяний. «Я так понимаю, они раньше и кружки-то для подаяний не видывали» [126], – рассказывал он потом. На самом же деле они просто охотились за сувенирами, как всякий, кто впервые попал за границу. Но в этот момент появился священник и ужаснулся, увидев, чем занимаются солдаты.

– Pour les pauvres! (Это для раздачи нищим!) – закричал он возмущенно.

Находиться на пляже по-прежнему было небезопасно, и не только местным жителям. Нет-нет, туда залетали снаряды, а солдаты 6-й инженерной бригады особого назначения подрывали установленные немцами заграждения и мины. На пройденных ими участках появлялись белые ленты, означавшие «мин нет», но дальше от пляжа лежали тела тех, кто погиб на нерасчищенных еще минных полях. Усердно трудились экипажи бульдозеров – надо было обеспечить пути движения выгружавшейся технике и частям следующих эшелонов десанта. У палаток похоронных команд росли штабеля трупов, уже была огорожена территория временного кладбища. Солдатам, свободным от неотложных дел, поручили регистрацию убитых. Один из таких солдат вспоминал: «Мы все работали, словно в трансе – снимали с трупов опознавательные медальоны и выполняли прочие грустные обязанности». Для ускорения работ привлекли пленных немцев: им пообещали двойной паек, если они вызовутся добровольно помочь копать могилы. Немцы в большинстве пожимали плечами и соглашались. Позднее эту неприятную работу переложили на интендантские роты, укомплектованные чернокожими солдатами.

На пляж почти бесконечным потоком прибывали все новые пленные, здесь их обыскивали солдаты военной полиции. Среди сдавшихся было много поляков и бывших советских граждан из числа «хиви» [127]. «Некоторые рыдали, – отметил уже упоминавшийся сержант-сапер. – Они не знали, чего им ждать от нас. Что ж, им повезло, что попали в плен на этом фронте, а не на Восточном, где русские сразу расстреляли бы их как изменников». Позднее значительная часть этих пленных будет передана союзниками советским властям. Кое-кого из них казнили, но большинство отправили в лагеря принудительного труда. У многих пленных – выходцев из среднеазиатских республик СССР – были такие скуластые лица, что американские солдаты принимали их за японцев, прикомандированных к немецкой армии.

Перед самым рассветом генерал Герхардт получил приказ командира корпуса генерала Героу: продвигаться в направлении населенного пункта Изиньи и реки Вир на соединение с частями 101-й воздушно-десантной дивизии. Герхардт решил использовать свой резервный полк, 175-й пехотный, еще не высадившийся на берег. Высадка заняла большую часть дня. Однако еще важнее было сменить 2-й батальон рейнджеров подполковника Раддера на мысе Ок. Немецкий батальон 916-го пехотного полка превосходил их в численности, а у рейнджеров заканчивались боеприпасы. Огневую поддержку они получали лишь от орудий американского эсминца «Гардинг».

Сводная группа в составе 116-го пехотного полка и высадившихся на «Омахе» рейнджеров, усиленная двумя танками «Шерман», двинулась вдоль берега на запад, в направлении на мыс Ок. Однако на близлежащих скалах находился опорный пункт немцев (это оттуда разглядывал корабли Цигельман), имелись здесь и другие очаги сопротивления, и американцам лишь на следующий день удалось пробиться к измученным рейнджерам Раддера.

Израсходовав все боеприпасы, рейнджеры пустили в ход трофейное немецкое оружие. Характерный треск немецких автоматов смутил идущих на выручку Раддеру бойцов, и «Шерманы» 743-го танкового батальона открыли огонь по рейнджерам: четверых убили, еще шесть человек ранили. «И снова полковник [128]Раддер, – пишет сапер из его батальона, – проявил замечательную храбрость и командирские качества: он помог солдатам на своем КП как можно выше поднять флаг США, чтобы идущее к ним подкрепление могло узнать своих». В одном из рапортов вся эта операция названа «хромающей на обе ноги»: другое американское подразделение, направленное на выручку рейнджеров с юго-запада, открыло огонь по сводной группе, наступавшей с юго-востока.