Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

Нетрудно представить себе, как огорчила Д. Эйзенхауэра «грандиозная» стратегия Б. Монтгомери. Его самоуверенные донесения о «решительном ударе по противнику» никак не вязались с тем, что он говорил в частном порядке. Офицер разведки 7-й танковой дивизии с удивлением записал 22 июня в дневнике то, что услышал от вернувшегося с совещания в штабе 21-й армейской группы генерал-майора Эрскина (совещание происходило накануне операции «Эпсом»). «Генерал рассказал о том, что говорил ему Монти, – писал этот офицер. – Что касается нашей дивизии, все изменилось, потому что он не хочет нашего продвижения далеко в глубину. Доволен тем, что 2-я армия отбила все контратаки танков противника, теперь, по его мнению, наш фронт направлен только против Кана, а американцы пусть захватывают порты в Бретани. В связи с этим 8-й корпус должен перейти в наступление, но задача нам поставлена очень ограниченная. Монти считает, что потеря пяти дней из-за неблагоприятных погодных условий привела к тому, что он проиграл в наращивании сил». Так что чрезмерная осторожность Демпси, возможно, диктовалась указаниями Монтгомери.

1 июля, на следующий день после того, как сражение завершилось, Э. Роммель приехал в штаб Гейра фон Швеппенбурга. Их обоих потрясли результаты обстрела корабельной артиллерией с дистанции порядка 30 км. Гейр затребовал от обеих дивизий цифры потерь боевых машин от огня вражеских кораблей. Даже Гитлера удалось убедить в том, что на данный момент танкисты в силах лишь удерживаться на занятых позициях, но не наступать. Гейр тем не менее злился, что все наличные танковые дивизии были брошены против англичан: это полностью срывало его замысел.

В первую очередь Гейр возражал против раздергивания танковых соединений, что являлось мерой чрезвычайной, но создавало неразбериху в снабжении. Он высказал Роммелю мнение, что вновь прибывшие пехотные дивизии должны держать фронт, тогда как танковые следует отвести на переформирование, пополнение и подготовку контрудара. Роммель категорически отказал генералу. «Пехота с этим не справится, да она к такой роли и не готова», – сказал он. Он не верил, что вновь прибывшие дивизии сумеют сдержать наступление англичан. Подобное настроение совпадало с навязчивой идеей Гитлера не уступать ни пяди земли. Гейр же бушевал по поводу «кабинетных стратегов из Берхтесгадена», которые «ничего не понимают в применении танков». Артиллериста Йодля он откровенно презирал: «У артиллерии развились те же качества, что и у Бурбонов, – ни научиться новому не могут, ни позабыть старое, – а потому они отстали от жизни даже больше, чем пехота».

Гейр составил докладную записку, в которой не особенно выбирал выражения. Он требовал перейти к гибкой обороне и отвести – как следствие операции «Эпсом» – танковые войска к югу от реки Орн, за пределы досягаемости корабельных орудий. «Все решения принимаются непосредственно в ОКВ, – писал он, – а штаб ОКВ не располагает непосредственной информацией с поля боя, в нем преобладают радужные настроения, и решения принимаются зачастую ошибочные, да и те прибывают в войска со слишком большим запозданием». Роммель одобрил эти выводы и передал записку в ОКВ. Гитлер решил незамедлительно отстранить Гейра от занимаемой должности, заменив его генералом танковых войск Гансом Эбербахом.

28 июня, в разгар боев за переправы на Одоне, генерал-фельдмаршала фон Рундштедта снова вызвали вместе с Роммелем в Бергхоф. По словам начальника его штаба Г. Блюментритта, Рундштедт «вернулся оттуда в мрачном настроении». Проделав путь в тысячу километров от Сен-Жермен-ан-Лэ до Берхтесгадена, он прождал там с трех часов утра до восьми вечера, «после чего ему предоставили возможность обменяться с фюрером всего несколькими словами». По возвращении Рундштедт позвонил Кейтелю, причем Блюментритт слушал разговор по параллельному телефону. Главнокомандующий «прямо заявил, что удержать свои позиции в Нормандии для Германии не представляется возможным». Англо-американцы располагают такими силами, что немцы «просто не в состоянии сдерживать их атаки, а уж тем более сбросить их в море».

– И что же нам делать? – спросил Кейтель.

– Вам нужно заканчивать эту войну, – ответил ему старый фельдмаршал.

Назавтра в полдень Кейтель перезвонил и сообщил, что доложил об их разговоре фюреру. Затем позвонил Йодль, предупредил, что фюрер рассматривает вопрос о смене главнокомандующего Западным фронтом. Важнейшую роль в этом сыграло то, что Рундштедт одобрил докладную записку Гейра. Гитлер объявил, что по состоянию здоровья Рундштедт уходит в отставку, и направил в Париж своего офицера для передачи бывшему главнокомандующему письма с благодарностью от фюрера за службу, а также Рыцарского креста с дубовыми листьями. Рундштедта заменит генерал-фельдмаршал Ганс Гюнтер фон Клюге.

В ярости был и Роммель. Не сообщив ему ничего, Гитлер назначил командующим 7-й армией обергруппенфюрера СС Хауссера, поскольку эсэсовцам доверял больше. Любимцем фюрера оставался Зепп Дитрих – он не знал, что тот считает: постоянное вмешательство фюрера в военные операции ведет немцев к катастрофе в Нормандии. Роммеля Гитлер тоже охотно снял бы с должности, но этого не произошло. По словам Эбербаха, преемника Гейра, фюрер учел, «как неблагоприятно скажется такое увольнение на моральном состоянии и на фронте, и в тылу и какую реакцию подобный шаг вызовет за границей».

30 июня Эбербаху было приказано вылететь назавтра вместе с фельдмаршалом фон Клюге во Францию и принять командование танковой армейской группой «Запад». Клюге объяснил генералу, что ОКВ требует от них стабилизировать обстановку и провести крупный контрудар. В Сен-Жермен-ан-Лэ Клюге прибыл в твердом убеждении, что поступающие из Нормандии донесения грешат чрезмерным пессимизмом. До этого он восемь дней провел в Вольфшанце [184]– как раз тогда, когда разворачивалось советское наступление против группы армий «Центр», то есть операция «Багратион», – и за это время «полностью проникся царившим в ОКВ духом непреклонности». В результате он, принимая командование Западным фронтом, не склонен был оценивать ситуацию в Нормандии как безнадежную. Ганс Умник (так его прозвали, обыгрывая фамилию, которая по-немецки значит «умный») не вызывал приязни у своих коллег. Начальник штаба Роммеля писал, что Клюге был «энергичным, сообразительным, себя никогда не щадил, но и с других спрашивал без всяких скидок. Холодные глаза на его резко очерченном лице не выдавали тщательно скрываемых чувств. Гитлера он терпеть не мог, но неизменно был ему предан – возможно, потому, что не отказывался принимать от фюрера многочисленные награды и почести». Клюге, например, как и Рундштедт, получил от Гитлера в подарок 250 000 рейхсмарок.