Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле

На Ближнем Востоке и в азиатских странах покоренные народы яростно сопротивлялись принуждению участвовать в глобальном конфликте. Характер немецкого, итальянского или японского режима их мало волновал, они видели в противнике своих угнетателей вероятного союзника и освободителя. Египтом англичане правили де-факто не как узаконенной колонией, жестко и своекорыстно применяя пункты двустороннего договора о дружбе и взаимопомощи. И многие египтяне – едва ли не большинство – оказывали пассивную поддержку странам оси. Сам король Фарук считал поражение англичан неизбежным. Один из офицеров его армии, капитан Анвар Садат, двадцатидвухлетний сын военного писца (впоследствии Садат станет президентом Египта), писал: «Нашим врагом в первую очередь, если не исключительно, была Великобритания» 33. В 1940 г. Садат обратился к генералу Азизу Эль-Махри, главному инспектору армии и известному стороннику оси, с предложением: «Мы создали в армии группу офицеров и хотим превратить ее в организацию, которая выгонит англичан из Египта» 34.

В январе 1942 г. демонстранты хлынули на улицы Каира с криками: «Роммель, вперед! Да здравствует Роммель!» Британские войска и бронемашины окружили королевский дворец и вынудили Фарука пойти на уступки англичанам. В то лето египетские офицеры предвкушали появление Африканского корпуса Роммеля и свое освобождение. Двух немецких шпионов, Ханса Эпплера и другого, известного лишь под кличкой Сэнди, в Каире принимали как дорогих гостей. Но Садата разочаровало легкомысленное поведение этих двух агентов, которые поселились на Ниле в плавучем доме известной исполнительницы танцев живота Никмет Фами. Он писал: «Очевидно, на моем лице выразилось изумление. Эпплер со смехом спросил: “А где, по-твоему, нам следовало остановиться? В лагере англичан?”» Немцы сказали, что Хикмет Фами «стопроцентно надежна». По вечерам они пьянствовали в клубе «Киткэт» и пачками разменивали фальшивые английские банкноты (через посредство еврея, который якобы брал 30 % комиссионных). Много лет спустя Садат со свойственным его народу неприкрытым антисемитизмом писал: «Меня не удивило, что еврей прислуживает нацистам, ведь еврей за хорошую цену на что угодно пойдет». Англичане арестовали всю эту шпионскую организацию и без особого труда подавили недовольство в стране. Однако преувеличивать верность Египта лагерю союзников у них не было ни малейших причин.

Наиболее отчетливо конфликт лояльностей проявился в азиатских колониях Великобритании. В 1939 г. малайские националисты организовали антивоенные демонстрации, которые местные власти жестоко подавили. Один гражданский служащий в Малайе, индийского происхождения, признавался, что «хотя разум решительно против этого восставал, симпатии инстинктивно оказались на стороне Японии, воюющей против англосаксов» 35. Лидер индийского национального движения Джавахарлал Неру писал: «Очевидно, что обычный индиец настолько озлоблен против англичан, что будет приветствовать любое нападение на них» 36. Некоторые соотечественники Неру откровенно ликовали при виде того, как собратья-азиаты уничтожают армию и флот белых. «Трудно сдержаться и не позлорадствовать, когда англичане получают трепку от немцев, – писал доктор Кашми Сваминадхан. – И это при всей нашей нелюбви к Гитлеру» 37. Леди Дайяна Купер незадолго до катастрофы 1942 г. писала: «Я не понимала, с какой стати население Сингапура – на 85 % китайцы и на 15 % индийцы и малайцы – станет сражаться наравне с кокни против людей одного с ними цвета кожи ради добрых англичан» 38. И в самом деле мало кто хотел сражаться.

В Малайе и Бирме новый режим сумел привлечь на свою сторону многих местных жителей и некоторых индийцев, отнюдь не тосковавших по изгнанным англичанам. Но хочется противопоставить им пример такого человека, как Махиндаса, преподавателя английской школы в Малакке. Перед тем как японцы казнили его за то, что он слушал BBC, этот индиец писал: «Я всегда высоко ценил спортивный дух англичан, их справедливость и организацию их гражданской службы как лучшие вещи в нашем несовершенном мире. Я с радостью умираю за свободу. Душу мою враги не победят; то, что они сотворят с моим бренным телом, я им прощаю. Скажите моим славным мальчикам, что их учитель умер с улыбкой на устах» 39. В Малайе китайский коммунист Чин Пен, ставший впоследствии лидером непримиримого движения за независимость, посмеивался над иронией судьбы: благодарное английское правительство вручило ему орден Британской империи за теракты и убийства малайцев, сотрудничавших с оккупантами.

Многие жители Бирмы, Малайи, Голландской Ост-Индии и даже часть населения Филиппин поначалу приветствовали японцев как освободителей. Однако даже заклятые враги европейского империализма вскоре были разочарованы, столкнувшись с высокомерием и систематической жестокостью новых хозяев. Примеров тому хватало: на печально знаменитой Бирманской железной дорогой погибло больше обращенных в рабство местных жителей, чем военнопленных англичан. Из отправленных на принудительные работы 80 000 малайцев умерло почти 30 000, рядом с ними погибло 14 000 белых, эта дорога сгубила также 100 000 бирманцев, индийцев и китайцев. Когда на границе Бирмы и Таиланда вспыхнула эпидемия чумы и заразились многие тамилы, работавшие на железной дороге, японцы подожгли барак с 150 больными. Любой мужчина и любая женщина, чем-либо не угодившие оккупантам, подвергались систематически жестоким издевательствам. Сибил Катигасу, католичку, жену плантатора из Перака, пытали в тюрьме Тайпин, а ее дочь подвесили над костром. Она добилась, чтобы ребенка отпустили, но сама на всю жизнь осталась инвалидом после таких истязаний.

По меньшей мере 5 млн человек умерло за время войны в Юго-Восточной Азии, значительная доля жертв приходится на Голландскую Ост-Индию. Погибали они и от рук оккупантов, и от голода: новая власть конфисковала продукты и урожай, чтобы прокормить в первую очередь японцев. Взмыли цены на рис, а урожай сократился на треть, в качестве суррогата в ход пошла тапиока. Писатель Самад Исмаил устало жаловался в 1944 г. «Все полюбили тапиоку, все прославляют ее и поют ей хвалу, ни о чем больше не ведут разговоры, ни в кухне, ни в трамвае, ни на свадьбе – только тапиока, тапиока, тапиока». Но хотя тапиока позволяла наполнить пустой желудок, она не спасала находившиеся под властью японцев народы от хронической нехватки витаминов. Голод сделал свое дело: пусть население Великой Восточно-Азиатской сферы взаимного процветания и недолюбливало прежних господ-европейцев, Токио оказался для них бόльшим злом.

«Оккупированная британцами Индия» (так националисты понимали статус субконтинента) пережила в пору войны немало беспорядков и даже восстаний. Эта драгоценность в короне Британской империи, уступавшая во всей Азии по размерам и численности населения только Китаю, снабжала союзников и тканями, и многими другими необходимыми для ведения войны материалами. Здесь был произведен миллион одеял для английской армии («из шерсти 60 млн овец»), пошиты 41 млн мундиров, два миллиона парашютов, 16 млн пар обуви. Черчилль ярился при мысли о том, как растет «стерлинговый баланс» (государственный долг метрополии за эти поставки). «Уинстон непрерывно ворчал, – писал министр по делам Индии Лео Эмери 16 сентября 1942 г. – Дескать, как можно требовать, чтобы мы защищали Индию, а после войны очистили территорию, да еще и заплатили ей сотни миллионов за такую привилегию» 40.