Роберт Гейтс - Долг. Мемуары министра войны

Во второй половине дня 1 февраля руководители ведомств вновь встретились с президентом, начались жаркие споры о том, следует ли Обаме звонить Мубараку, и если да, то нужно ли извещать об этом звонке широкую общественность. Мы прервали встречу, чтобы посмотреть по телевизору обращение Мубарака к египетскому народу. Мубарак пообещал изменить Конституцию и не баллотироваться снова на пост президента (его срок истекал осенью), начать диалог с оппозицией и назначить вице-президента – словом, посулил ровно то, о чем администрация Белого дома попросила его через Уизнера. Но время, увы, было упущено; хотя я часто спрашиваю себя – произнеси Мубарак свою речь на две недели раньше, каким тогда был бы исход протестов? Так или иначе, его обещания сильно запоздали и воспринимались уже не как достижение, а как подачка.

Сотрудники ШНБ Макдоно, Бреннан и Роудс и советник по национальной безопасности вице-президента Тони Блинкен твердили, что президент Обама должен позвонить Мубараку и сказать, что в ближайшие дни тому придется покинуть свой пост. Необходимо «ставить на верную лошадь», повторяли они опять и опять. Байден, Клинтон, Маллен, Донилон и я единодушно призывали к осторожности. Мы должны рассмотреть возможные последствия звонка Обамы и отставки Мубарака для региона в целом. Что произойдет дальше?

Я спросил, что случится, если Мубарак не уйдет. Президент добавит несколько дополнительных очков к своему имиджу, но его шаги непременно будут отмечены нашими арабскими друзьями и союзниками в регионе, которые наверняка пристально следят за египетскими событиями; не стоит забывать, что все эти государства в той или иной степени авторитарны. Тридцать лет американского сотрудничества с авторитарным правительством Египта, сказал я, нельзя «стереть» в одночасье за пару-тройку дней политической риторики. Кроме того, народы региона – так уж сложилось – больше не обращают никакого внимания на нашу (очень хотелось сказать «вашу») риторику. Если мы унизим Мубарака, предупредил я, это будет однозначным сигналом остальным правителям-диктаторам – сперва стреляй, потом вступай в переговоры. И что случится, если Мубарак действительно уйдет? Кто его сменит? Военная диктатура? Или мы планируем государственный переворот? Если уж мы собираемся «ставить на верную лошадь», надо дать Мубараку возможность уйти с достоинством: пусть он передаст власть избранным гражданским уполномоченным на «переходный период». Тем самым мы дадим прочим диктаторам иной сигнал – что США никого «не бросают на съедение волкам». Я повторил: «Мы должны соизмерять свои шансы и понимать, что можем сделать, а чего сделать не в состоянии».

Все участники совещания в конце концов согласились, что президент должен позвонить Мубараку, поблагодарить за проявленную политическую мудрость и предложить задуматься о досрочной отставке. Я подчеркнул, что Обаме не следует пользоваться формулировками наподобие «прямо сейчас», лучше употребить какую-нибудь более обтекаемую фразу – например, «скорее раньше, чем позже». Мое предложение было отклонено. Все старшие члены команды по национальной безопасности возражали против информирования общественности о звонке президента Мубараку. Президент не принял во внимание единодушное мнение принципалов и последовал совету младших членов команды относительно того, что именно он скажет Мубараку и как расскажет о звонке прессе. Обама позвонил Мубараку после совещания и в ходе непростого разговора сказал, что «к реформам и переменам пора приступать сейчас». Пресс-секретарь Белого дома Роберт Гиббс на следующее утро уточнил, что «сейчас» началось вчера.

Телефонные провода между Вашингтоном и Ближним Востоком к тому времени уже раскалились. На минувшей неделе демонстрации и протесты уже перекинулись в Оман, Йемен, Иорданию и Саудовскую Аравию. Байден, Клинтон и я звонили сами или отвечали на звонки наших коллег со всего Ближнего Востока в связи с событиями в Египте и в регионе в целом. 2 февраля я беседовал с наследным принцем Бахрейна Салманом ибн Хамадом аль-Халифой и наследным принцем ОАЭ [130]Мухаммедом бен Заидом. Последний, чьи идеи и суждения я всегда ценил, фактически устроил мне форменный выговор, заявив, что от США идут противоречивые сигналы, что та позиция, которую озвучиваем мы с вице-президентом, расходится с позицией Белого дома и тем, что публикуют средства массовой информации. Он продолжил: «Если египетский режим падет, возможен единственный результат – Египет превратится в суннитскую версию Ирана». Принц сказал, что действия США напоминают ему реакцию Джимми Картера на свержение иранского шаха, «тогда как сообщение Обамы должно звучать иначе». Он согласился с тем, что Мубарак «запоздал с переменами», но – «что теперь поделаешь?». Мы договорились созваниваться каждые несколько дней.

Вспышки насилия в Каире происходили все чаще, и я снова позвонил Тантави и настоятельно рекомендовал обеспечить передачу власти «мирным путем и немедленно», причем к участию в процессе нужно привлечь широкий спектр оппозиции. Я выразил обеспокоенность тем, что если переход затянется, то демонстрации и протесты продолжатся, велик риск дефицита продовольствия и экономического кризиса, следовательно, будут нарастать негативные настроения населения, и все вполне может привести к тому, что ситуация выйдет из-под контроля. Тантави заявил, что сторонники Мубарака тоже вышли на площадь Тахрир, чтобы поддержать действующего президента Египта, и что имели место столкновения между сторонниками и противниками Мубарака. «Мы приложим все усилия, чтобы обезопасить площадь в ближайшее время», – заверил он (оставалось лишь надеяться, что это не пустые слова). Я поблагодарил его за невмешательство египетской армии в конфликт и призвал и далее проявлять сдержанность.

В тот же день за обедом я встретился с новым главой администрации Белого дома Биллом Дэйли, который проработал на своем посту меньше месяца. Это умный, жесткий, прямолинейный, честный и кое в чем забавный человек. За сандвичами он поведал мне, что вел «круглый стол» для прессы и «проповедовал» по поводу Египта, а сам думал: «Какого черта?! Что я вообще знаю о Египте?» Дэйли прибавил, что сходные мысли у него возникли в отношении Бена Роудса, выступавшего на заседании СНБ накануне. Я ответил, что, как мне представляется, Бен убежден в силе риторики Обамы и эффективности межгосударственных контактов, но, к сожалению, не принимает во внимание опасности вакуума власти и риски, связанные с досрочными выборами: ведь единственная крепкая и хорошо организованная египетская партия – это «Братья-мусульмане». Умеренным светским реформаторам требуется время и организационная помощь. Я сказал Биллу, что все наши союзники на Ближнем Востоке интересуются, вынудят ли демонстрации или беспорядки в их столицах Соединенные Штаты «хоть немного почесаться».