Роберт Гейтс - Долг. Мемуары министра войны

При администрации Буша мои схватки с конгрессом затрагивали в основном темпы вывода войск из Ирака, графики и сроки и военные бюджеты. Когда при администрации Обамы мне удалось «сместить фокус» оборонного бюджета, я в полной мере ощутил противодействие и чуть ли не ежечасно возмущался откровенной лоббистской корыстью всех, кроме очень и очень немногих, конгрессменов. Любой контракт или объект министерства обороны, попадавший в сферу их интересов, сколь бы нелепым или расточительным он ни был, мгновенно оказывался неприкосновенен.

Наверное, мне стоило осознавать, во что я ввязываюсь, а так… Я постоянно изумлялся и злился, взбешенный лицемерием тех, кто наиболее яростно нападал на министерство обороны за его неэффективные и чрезмерно дорогие программы, но кто сражался изо всех сил, чтобы не допустить ни малейшего сокращения пентагоновских заказов для конкретного штата, округа или района, не важно, эффективно производство или нет, можно сэкономить или нельзя. Тем не менее поведение конгрессменов в 2009–2010 годах по большому счету доставляло только личные неудобства; зато сегодня, при глобальном сокращении государственного бюджета и урезании расходов на оборону, оно уже подрывает нашу национальную безопасность: невозможность ликвидировать ненужные программы и перебросить освободившиеся средства лишает наши фронтовые части драгоценных долларов, которые можно потратить с куда большей пользой.

Вторым источником разочарования, как легко догадаться, стал отказ конгресса выполнить свою основную работу, то есть обеспечить вооруженные силы США необходимым финансированием. С 2007 по 2011 год я представлял в конгрессе пять оборонных бюджетов, и ни единожды законопроект по ассигнованиям на оборону не был принят до начала нового финансового года. По этой причине Пентагону постоянно приходилось работать согласно «продлеваемой резолюции» – документу, который сохранял финансирование на уровне истекшего года и не позволял реализовывать новые программы. Разумеется, на управлении министерством подобная практика сказывалась далеко не лучшим образом. На мой взгляд, конгресс откровенно манкировал своими обязанностями.

Также меня возмущали и оскорбляли постоянные форменные допросы, которые устраивали представителям исполнительной власти слишком многие конгрессмены; причем партийная принадлежность в данном случае значения не имела. Прямо-таки новая инквизиция, публичная словесная порка в присутствии прессы и телевизионных камер! Нет, острых вопросов на слушаниях вы вправе ожидать, и они вполне уместны, но вот грубость, прямые оскорбления, сознательное унижение, запугивание и нередкие нападки личного свойства со стороны конгрессменов… Нарушены почти все нормы приличия, словно бы мы приходили не на слушания в конгресс, а на заседание трибунала, где судьи, прокуроры и палачи заодно. Выглядело все так, словно большинство конгрессменов одержимы каким-то психическим расстройством, которое вынуждает их постоянно метать громы и молнии. На мою долю, признаю, выпало меньше этого квигоподобного [144]обращения, но я злился ничуть не меньше из-за того, что моральные оплеухи и пощечины доставались не мне, а моим сотрудникам, как гражданским, так и военным. Часто возникало искушение вскочить, завопить, садануть папкой с документами по столу или вообще швырнуть ее на пол. Слишком часто, сидя за свидетельским столом, я ловил себя на желании воскликнуть во весь голос: «Я, может, и министр обороны, но я также гражданин США, и ни один сукин сын в мире не смеет говорить со мной таким тоном! Я ухожу. Упражняйтесь на ком-нибудь еще». Полагаю, подобным фантазиям предавались в конгрессе все представители исполнительной власти. И потому всегда было приятно слушать, как трое бывших сенаторов – Обама, Байден и Клинтон – при случае «строят» конгресс.

Бесчеловечные, некомпетентные микроменеджеры, пренебрегающие исполнением своих основных конституционных обязанностей (например, своевременного распределения ассигнований), увлеченные лоббированием лицемеры, эгоисты, нередко ставящие свои интересы выше интересов страны, – таково мое мнение о большинстве конгрессменов США.

Потребовались поистине чрезвычайные усилия Роберта Рангела, чтобы удерживать меня от эмоциональных всплесков на слушаниях, чтобы заставить и далее совершать положенные звонки и наносить визиты вежливости, чтобы выслушивать болтовню конгрессменов и мило им улыбаться. Роберт много лет проработал в аппарате комитета палаты представителей по делам вооруженных сил, был, помимо прочего, главой этого аппарата, а потому воспринимал происходящее под иным углом зрения – к счастью для меня и для дела. Он приучился пропускать мимо ушей оскорбительные замечания и игнорировать поведение конгрессменов (привычка – великая сила) и сосредоточился целиком и полностью на «обеспечении» доброй воли и необходимых законопроектов. Его мудрость и твердая рука отлично скрывали мои чувства, а ровный голос заглушал на Капитолийском холме мой зубовный скрежет. Ничего личного, просто политика, очередная война, каких хватало с избытком.

Рангел знал из собственного опыта (и поделился со мной этим знанием), что любой министр обороны рискует потерпеть позорное поражение в Капитолии, если не позаботится о надежной поддержке среди конгрессменов (ни в коем случае не партийной!) и не будет пользоваться их уважением. Неспешное утверждение (или отказ в утверждении) представленных министерством кандидатур, требование обязательной муторно-мелочной отчетности, установление законодательных ограничений, бюджетные голосования, длительные слушания – у конгресса немало способов сделать жизнь министра по-настоящему тоскливой. И потому на протяжении четырех с половиной лет я послушно ездил в Капитолий, встречался с тамошним руководством, беседовал с лидерами партийных фракций, общался с комитетами и отдельными конгрессменами. Я выступал на слушаниях, держался намеренно вежливо, демонстрируя тем самым, сколь хамски ведут себя иные конгрессмены. Будущим министрам не помешало бы усвоить «правила Рангела» – это пригодится в любой ситуации.

Американская политика всегда была откровенно партийной, причем эта практика восходит еще к отцам-основателям, но мы все же редко ощущали такой накал страстей, как в мою бытность министром; партийные распри мешали правительству выполнять даже базовые функции, а уж тем более решать сложные и щекотливые проблемы, стоявшие перед страной. Полагаю, это связано с непрекращающейся схваткой между конгрессом и президентом (я наблюдал сию картину и при Буше, и при Обаме), а также – с ослаблением умеренного «центра» обеих партий в конгрессе. Прогресс в Америке исторически обеспечивали мыслители и идеологи как левого, так и правого крыла, но лучшие из идей, принятые в качестве законов, рождались на основе компромисса. Ныне умеренность приравнивается к отсутствию принципиальности, а компромисс – к «продажности». Проблема гораздо глубже, чем личный антагонизм; я видел, как она нарастает, с момента своего первого появления в Вашингтоне в 1966 году. Как министру мне сильно не хватало «строителей мостов» – а большинство из них покинули конгресс вследствие разочарования в нынешней деятельности палаты представителей и сената.