Макс Хейстингс - Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Однако Хентшу следовало бы посоветоваться с Гинденбургом, прежде чем обращаться к австрийцам. Немецкий главнокомандующий и его начальник штаба пришли к разным выводам. 11 ноября они выяснили из перехваченной радиограммы, что царская ставка планирует возобновить вторжение в Германию. Людендорф, независимо от того, даст ли Фалькенхайн подкрепление, намеревался предупредить атаку противника собственной и нанес массированный удар по северному флангу армий Иванова, начав тем самым Лодзинское сражение.

Русские, как обычно, не подозревали о готовящемся ударе. Командующий северной армией Ренненкампф прорывался к Восточной Пруссии, вместо того чтобы оборонять свой западный фланг. Корпус, попавший под удар, был разбит и понес огромные потери. Рузский, главнокомандующий Северо-Западным фронтом, не осознавал размах немецкого наступления. К 18 ноября Лодзь была почти окружена, русские оказались в периметре приблизительно 25 на 30 км. 19 ноября генерала Плеве, едущего вперед со своим штабом, догнал уже впадающий в истерику гонец. «Ваше Превосходительство! – вскричал запыхавшийся молодой офицер. – 2-я армия окружена и будет вынуждена сдаться!» Плеве смерил гонца ледяным взглядом из-под густых бровей и сказал: «Вы, батюшка, трагедию прибыли разыгрывать или докладывать? Если докладывать, то и доложите начальнику штаба, но помните – никаких сцен, или я посажу вас под арест» {1045}. Услышав вести, Плеве вместе с командующим другой армией по собственной инициативе развернули войска, отказавшись от планируемого вторжения в Германию, и двинулись спасать 2-ю армию. С проворством, не свойственным русским, они чудом подоспели к Лодзи раньше немцев, и по чистой случайности (наоборот, свойственной этой кампании) семь российских корпусов оказались на пути вражеского авангарда, приближающегося к городу. Людендорф переоценил свои силы и совершил ошибку, в результате которой против четверти миллиона его солдат выступало теперь полмиллиона с лишним русских.

За последующую неделю боев немецкое наступление выдохлось и расстреляло все боеприпасы. Русские оказались гораздо сильнее и заняли позиции на выгодном для обороны рельефе. Три немецкие дивизии остались отрезанными на лесистых холмах к востоку от города, и 22 ноября царская ставка отдала приказ подготовить 60 поездов, чтобы доставить ожидаемые 50 000 пленных в лагеря. Вечером 23 ноября командующий немецким корпусом барон фон Шеффер-Боядель сообщил по радио в штаб армии, что попытается этой ночью прорваться, иначе «25-й резервный корпус завтра исчезнет с лица земли» {1046}. На следующее утро после отчаянного боя, в 7.50, Шеффер радиографировал снова: «Резервов не осталось. Положение тяжелое» – и через 10 минут: «Катастрофически не хватает боеприпасов и пайков. Требуется срочная… подмога». В ответ Август Макензен, командующий 9-й армией, выделил в подкрепление Шефферу два корпуса, и немцы смогли вырваться, прихватив с собой 16 000 российских пленных. Вечером 24 ноября войска сошлись у Бжезин, и русских окончательно лишили возможности переломить ход событий. Однако наступление Людендорфа провалилось, как бы он ни пытался утверждать обратное. При всем его (и большинства его подчиненных) несомненном превосходстве над российским противником в военном мастерстве начальник штаба Гинденбурга сильно переоценивал свой стратегический гений.

Рузский, хоть и сумел отбросить Макензена, теперь испытывал острую нехватку всего что только можно. Одна из российских дивизий за три ноябрьских дня расстреляла 2,15 миллиона обойм для стрелкового оружия. Россия вступала в войну, имея на вооружении 5000 орудий и 5 миллионов снарядов. К концу 1914 года царские фабрики выпускали 35 000 обойм в месяц – однако армии на фронте иногда расходовали по 45 000 в день. 1 декабря на армейских складах оставалось лишь 300 000 снарядов. Кроме боеприпасов армии не хватало винтовок и даже сапог, которые Рузский затребовал в количестве полумиллиона пар. По полю боя таскали телеги, на которые грузили сдираемые с мертвых лошадей подковы, требующиеся для живых. Промерзшая до каменного состояния земля позволяла подвозить припасы, но не давала окапываться. В глубоком снегу раненые замерзали насмерть еще до того, как их успевали эвакуировать. От ночных холодов некоторые умирали в траншеях, не дожидаясь пуль и снарядов. Аэропланы делали лишь короткие вылеты, поскольку у летчиков быстро немели руки и становилось трудно держать штурвал, хотя немцы продолжали донимать Варшаву бомбардировками. Обе стороны испытывали постоянный отток сил из-за дезертиров. И хотя наступление немцев пресекли на корню, вторжение российской армии в Германию тоже срывалось. Людендорф сообщил начальству об очередной своей крупной победе. На самом деле он лишь помял отдельные формирования русских, однако его авторитет оказался достаточно высок, чтобы Фалькенхайн поверил и перебросил ему еще четыре корпуса с Западного фронта.

В австрийском стане дальше к югу после четырех месяцев лишений, поражений и отвратительного командования боевой дух окончательно упал. Генералы империи Габсбургов вальсировали куда лучше, чем сражались, а об управлении личным составом не имели никакого представления. Для Константина Шнайдера, явившегося 29 ноября к командующему корпусом в Кракове, цивилизация после долгого пребывания в поле оказалась потрясением: «Война словно остановилась на границе города. Я как будто по мановению волшебной палочки перенесся в другую жизнь. Ярко освещенные улицы. <���…> Совершенно другой мир, от которого я уже отвык, вдруг заиграл вокруг всеми красками, и я будто очнулся от сна. Люди в гражданской одежде занимались привычными делами, женщины щеголяли модными нарядами, офицеры ходили в мирных черных фуражках и гарнизонной форме. Как странно, что каких-нибудь два часа назад отовсюду летела русская шрапнель, а кругом на много километров от предместий этого живого, полнокровного города простиралась мертвая зона» {1047}. Штаб корпуса, как оказалось, размещался в роскошном отеле. Шнайдеру среди умытых, начищенных, отутюженных штабных стало неловко за свою потрепанную и перепачканную форму. Однако новости он узнал феноменальные: прибыло немецкое подкрепление, войска уже выгружаются. «Все сразу воспрянули духом, появилась надежда на победу» {1048}.

На самом деле свежих сил хватило только на то, чтобы предотвратить полный разгром австрийцев, чему способствовала также неразбериха в русском стане. Между царскими генералами снова началась грызня: Иванов на юге хотел еще раз выступить в атаку против австрийцев, но для этого требовалось, чтобы сосед прикрыл его правый фланг, чего Рузский делать не намеревался. Поэтому инициатива нового наступления перешла в начале декабря к австрийцам. Поначалу они добились некоторых успехов, вызвавших у Конрада восторг, граничащий с эйфорией, и побудивших его заявить о победе. Константину Шнайдеру наступление показалось едва ли не страшнее отхода: «Отступающие… не видят пострадавших от войны. Победители же вынуждены пересекать театр военных действий и содрогаются в ужасе от увиденного» {1049}. Как раз в те дни ему довелось наблюдать символическую сцену: русский и австриец пытались заколоть друг друга штыками, но упали замертво, убитые одним снарядом. Как обычно, краткий успех Конрада больших побед не принес – развить его не удалось. Русские пошли в контрнаступление. На исходе года австрийские войска снова были отброшены к подножию Карпат.