Сергей Баленко - Как выжить и победить в Афгане. Боевой опыт Спецназа ГРУ

– Не дрейфь, пацаны! Все будет нормально, – наконец улыбнулся Миша и обнял за плечи Вареника и Вовку, едва успевавших хоть что-то уловить из свалившихся на голову событий новой «афганской» жизни. Миша с трудом вынул из оцепеневших Вовкиных рук бутылку сока и, скрутив ей головку, жадно опорожнил через горлышко.

– Ну вот, теперь все готово, – доложил Юра, поднимая последний пакет. – Давай, Биджо!

В руках у Биджо оказался кейс с шифром. Несколько ловких движений – и уже снова нет кейса, а в руках – извлеченная из него бутылка «Столичной».

Новичков поразила серьезная ответственность, даже торжественность на лицах десантников, пока Биджо изящными движениями и безошибочно ровно разливал водку по десяти кружкам.

В таких случаях обычно шутят, шумят, торопят. «Как бы Губин опять не выступил», – с тревогой подумал Вареник, но Вовка смотрел серьезно. Ержан начал было отказываться: «Я не пью», но Юра, протянувший ему кружку, казалось, даже не услышал этих слов. Ержан взял посудину и хотел поставить ее снова на табурет, где оставались еще четыре наполненные кружки, и вдруг отдернул руку, пронзенный догадкой, чьи это кружки: «Как же твоя будет стоять рядом с теми?» И он молча, как и все, выпил.

– Семеро нас было из одного призыва, – нарушил молчание ради новичков Миша. – Домой едем трое. Такие вот дела…

– Какие парни были! – отвернулся от света Юра и бросил окурок в урну.

– Таких уже не будет, – вздохнул Биджо.

У Вовки до боли сами собой сжались кулаки. Ержан уткнулся подбородком в грудь. Гриша засопел прерывистыми всхлипами. Биджо, как фокусник, извлек из темноты гитару и словно для себя, ни для кого, стал хриплым голосом петь-декламировать:

Потом они сидели обнявшись, пели про миллион алых роз и про короля, который не может жениться по любви, а думали каждый о своем: завтра Миша, Биджо и Юра будут там, где нет войны, где спокойные лица и дразнящий смех девушек, где родные пейзажи, где могучая Родина. А Гриша, Ержан и Вовка, опьяневшие не столько от выпитого, сколько от внимания и дружбы таких замечательных «стариков», заменят их здесь.

В Джелалабаде солнце казалось еще жарче и ярче. От него не спасала и жидкая тень эвкалиптов, под которыми вповалку лежала первая разведывательная рота, ожидая построения. Новички все еще не привыкли к необычному афганскому обмундированию: разморенные жарой, лениво перебрасывались шуточками то по поводу гусиного клюва кепки, то «морской души» тельняшки.

Губин ворчливо и неуемно мостился между Ержаном и Григорием, выбрасывая из-под себя то камешки, то комочки, и, наконец, устроился удобно: головой на животе Ержана, а ногами на варениковском вещмешке. «Пусть лежит, – подумали друзья, – лишь бы угомонился». Но Вовка, изнывая от жары и обливаясь потом, недолго молчал.

– Ержан, а, Ержан, – приподняв с лица козырек, позвал он, – у тебя невеста есть?

– Есть.

– Красивая?

– Мне нравится.

– А зовут как?

– Карлыгаш.

– Это что, Клара, что ли?

– Ласточка по-русски.

– Красиво! Учится, работает?

– И работает, и учится. Работает в детском саду, а учится в институте.

– Покажи фото.

– А тебе зачем?

– Чого причепився к людыне? – пробурчал Вареник, и Вовка ненадолго затих. Он мысленно представлял Карлыгаш, у которой крыльями ласточки, должно быть, разлетаются брови. Но под бровями неизвестной красавицы то и дело появлялись рыжие глаза Соньки Прокушевой и ее вечно насмешливый веснушчатый нос… «Написать ей, что ли?» – шевельнулась мысль в его растопившемся от жары мозгу, но он тут же выбросил эту «неудобную» мысль, словно мешающий спокойно отдыхать камешек. «Много захотела! Пусть покусает потом локоток, когда он вернется в Тугулым в лихо заломленном берете, с Мишиным прищуром глаз, «в которых будет лишь вниманье, но ни смущенья, ни тепла…»

– Ержан, а, Ержан… А сколько у вас детей будет? – снова начал Губин, но тут же схлопотал по кумполу туго скрученной газетой.

– Не понимаю, – раздраженно сказал Вареник, снова разворачивая «Фрунзенец». – Война иде, а газеты – про учебные стрельбы. «Метко стрелял на полигоне рядовой Давлетшин. Лучше всех на танке проехал Михаил Пасюк…» А про Афган где?

Губин не мог пропустить такую возможность блеснуть эрудицией и посрамить невежду.

– А це, Гришенька, не для средних умов понимание! То больша-а-ая политика!

– Становись! – раздалась команда, и разомлевшие солдаты нехотя потянулись на солнцепек. Рослый капитан Шпагин, командир первой разведроты, велел новичкам построиться лицом к батальону и неторопливо зачитал фамилии, определяя, кого в какой взвод.

«Сам в тени стоит, а нас…» – вяло позавидовал ему Вовка.

На Варенике капитан запнулся, внимательно, с усмешкой посмотрел на обладателя вкусной фамилии. Гриша подтянул свой иногда нависавший над поясом живот и беспокойно оглянулся на своих друзей: а вдруг их разведут в разные взводы? Капитан чуть больше, чем других, оглядел его с ног до головы, видно, остался доволен бравым видом сержанта и крикнул на левый фланг:

– Маслов, забирай себе!

– Маслов, Маслов… – одновременно пронеслось у всех троих. – Ну да! Мишка-десантник, прощаясь, наказывал: «Проситесь к Пашке Маслову. Он из вас рейнджеров сделает, он вас научит свободу любить».

Гриша еще не успел стать в строй третьего взвода, как у Вовки вырвалось:

– Товарищ капитан, разрешите мне и Сарбаеву в этот же взвод.

– В чем дело? Кто такие? – с напускной суровостью спросил добродушный капитан.

– Друзья мы. Хотим вместе служить, – уже испуганно, заискивающе ответил Губин.

– Детский сад! – хмыкнул командир и снова склонился над блокнотом. Вареник уже отчеканил по камням строевым и по всем правилам устава развернулся в строю, а капитан все еще не выкликал следующего. Потом оторвался от блокнота, посмотрел на Губина и, направив на него шариковую ручку, велел выйти из строя.

– Фамилия?

– Рядовой Губин, товарищ капитан, – как-то неуверенно ответил Вовка, пока не угадывая намерений ротного.

– А кто твой друг, рядовой Губин?

Вовка еще не успел открыть рта, как Ержан пулей выскочил из строя, встал рядом с Губиным и откозырял:

– Рядовой Сарбаев, товарищ капитан.

Одинаково умоляюще смотрели на Шпагина пара голубых и пара черных глаз, уж так им хотелось быть рядом друг с другом, что капитан повеселел, повернулся к Маслову и, комично разведя руки, сказал совсем не по-командирски:

– Придется брать, Паша, ничего не поделаешь.

– Да уж пополненьице! – польщенный Маслов подыграл ротному, улыбаясь одними усами. – Этот Вареник, а те кто – Пряник с Барсуком, что ли?