Валентин Рунов - Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

Пока Председатель Временного правительства и Верховный главнокомандующий занимались политическими вопросами, враг делал свое дело. В конце июля германское командование приступило к переброске своих войск с Румынского и Юго-Восточного фронтов в район Риги, где полным ходом шла подготовка к наступлению.

На рассвете 19 августа 8-я германская армия под ураганный огонь 500 батарей обрушилась под Икскюлем на 18-й корпус генерала В. Г. Болдырева, прорвала его оборону и к полудню перебросила свои авангарды за Двину. Германский генерал Э. Гутьер стремился перехватить путь отступления 12-й армии и поймать в мешок левобережные корпуса. И только отчаянные контратаки немногих стойких частей 18-го и правобережного 21-го армейских корпусов воспрепятствовали этому плану. Командующий армией генерал-лейтенант Д. П. Парский, с трудом сдерживая на правом берегу прорвавшихся немцев, отдал приказ об эвакуации Риги.

20 августа 6-й и 2-й Сибирские корпуса, оставив плацдарм, хлынули беспорядочной толпой через Ригу на север безо всякого давления противника. Разложившиеся части 18-го корпуса бежали за Двину. Немногие, еще сохранявшие порядок, как могли прикрывали это бегство, стремясь удержать неприятеля. Но их сил явно не хватало. Это было, по сути дела, бегство всей 12-й армии. 21 августа торжествующий неприятель вступил в Ригу.

12-я армия катилась на север под прикрытием спешенной конницы, которая вела арьергардные бои. Бежали так быстро, что 23 августа соприкосновение с противником было потеряно. 25 августа жалкие остатки 12 армии собрались на Венденских позициях. Потери были огромные. Так, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии В. Н. Клембовский их определил в 25 тысяч человек, в том числе 15 тысяч пленными и пропавшими без вести. Правда, несколько позже командующий 12-й армией генерал Д. П. Парский доложил о потере 18 тысяч человек, в том числе 8 тысяч пленными. Из немецких документов следует, что в ходе боев в районе Риги было захвачено 8900 пленных, 262 орудия, 45 минометов и 150 пулеметов. Число убитых солдат противника немцами не указывалось, но потери самих германских войск определялись порядка 5 тысяч человек.

Вполне понятно, что на фоне этих событий возвращение Корнилова в Ставку было безрадостным. К тревожным сводкам с фронтов прибавилось сообщение о катастрофе в Казани, где взорвался большой оружейный склад. Было уничтожено огромное количество военного снаряжения, более тысячи пулеметов. Падала воинская дисциплина. Телеграф принес весть о том, что командира одного из корпусов генерала П. Гиршфельда, у которого в результате ранения были ампутированы обе руки, солдаты закололи штыками. Правительственный комиссар Р. Линде, призывавший солдат к выполнению боевых приказов, был также убит.

Это был горький итог деятельности Л. Г. Корнилова на посту Верховного главнокомандующего, на который он стремительно выдвинулся на волне революции, которая параллельно так же стремительно разрушала и русскую армию. По своей профессиональной подготовке Лавр Георгиевич не был готов к этой должности, поэтому как о Верховном главнокомандующем, о нем можно сказать немного. В частности, о полководческих качествах Лавра Георгиевича остались у современников весьма скромные мнения. Так, генерал А. А. Брусилов, которому довольно долгое время был подчинен Корнилов, решительно отказывает ему в каком-либо полководческом таланте. «Если бы не было революции, – пишет Алексей Алексеевич в своих воспоминаниях, – Корнилов, добившись звания командира корпуса, спокойно доживал бы свой век в каком-нибудь корпусном штабе».

Эта брусиловксая оценка, в общем-то, достаточно объективна, хотя нельзя не отменить существовавшую между двумя генералами личную неприязнь. Забегая несколько вперед, скажу, что мнение Брусилова о своем подчиненном особенно настойчиво пропагандировалось после того, как Корнилов в июле 1917 года сменил Брусилова на посту Верховного главнокомандующего. Свою отставку Алексей Алексеевич считал во многом результатом интриги Корнилова и его тогдашнего «друга», управляющего военным министерством Б. В. Савинкова. Намек на это содержался в обидчивом письме Брусилова в «Биржевые ведомости», посланном после того, как газета поместила заметку, приветствующую назначение Лавра Георгиевича Верховным главнокомандующим. Тем не менее Российская история сложилась так, что на определенном ее отрезке огромная военная машина оказалась в руках человека, попытавшегося использовать ее не только в военных, но и в политических целях.

Армия стремительно разлагалась, и каждый упущенный день мог привести к катастрофе. После рижской катастрофы бесславная летопись российской демократии обогатилась новой позорной страницей. Но Временное правительство не находило в себе сил для того, чтобы противостоять надвигавшемуся хаосу.

Корнилов все больше убеждался в необходимости установления в стране военной диктатуры и заранее готовился к этому. Идея эта не была случайной. Уже в апреле 1917 года среди недовольных новым порядком офицеров приобрела популярность идея установления военной диктатуры. Весной 1917 года в стране образовалось множество военных организаций, среди которых к середине лета наиболее влиятельными были Военная лига, Союз георгиевских кавалеров (штаб-квартиры находились в Петрограде) и созданный при Ставке в Могилеве Союз офицеров армии и флота. Устремления военных поддерживали и некоторые гражданские организации, в том числе Общество экономического возрождения России во главе с А. И. Гучковым и А. И. Путиловым и Республиканский центр, создавший даже собственный военный отдел, для координации действий различных офицерских организаций.

Важную роль в будущих событиях августа 1917 года, связанных с именем генерала Корнилова, сыграло проведенное на квартире у московского городского комиссара, члена ЦК кадетской партии Н. М. Кишкина по инициативе М. В. Родзянко частное совещание членов партий кадетов и октябристов и бывших членов Комитета Государственной думы П. Н. Милюкова, В. А. Маклакова, И. Шингарева, С. И. Шидловского, Н. В. Савича. На нем прозвучали доклады представителей «Союза офицеров» полковников Новосильцева и Пронина по «программе Корнилова», в которых докладчики заявляли о необходимости «общественной поддержки» генерала. По воспоминаниям Савича эти доклады производили впечатление «неожиданно наивных и по-детски необдуманных». «Нам стало ясно, что все, решительно все в этой авантюре не продумано и не подготовлено, есть только болтовня и добрые намерения». Выступившие от партии кадетов П. Н. Милюков и князь Г. Н. Трубецкой говорили о важности и в то же время о невозможности военной диктатуры, если она не будет поддержана массами. В результате складывалось впечатление, что кадеты поддерживают Корнилова. Однако об ошибочности подобной уверенности говорил Новосильцеву Маклаков: «Я боюсь, что мы провоцируем Корнилова». Накануне совещания с публичными обращениями поддержки Главковерху выступили также «Союз офицеров», «Союз Георгиевских кавалеров», «Союз казачьих войск», съезд несоциалистических организаций и другие. Историк В. Ж. Цветков констатирует, что все это вселяло в Корнилова уверенность в сочувствии ему не только генералитета и политиков, но также офицерства и солдат.