Яков Нерсесов - Маршалы Наполеона Бонапарта

Если не считать слабого резерва, построенного эшелонами за фермой Мон-Сен-Жан, и бригад Вивиана и Ванделера, прикрывавших левый фланг, у Веллингтона больше не имелось никаких свежих сил. Целые батальоны были уничтожены и валялись на земле. Всюду виднелись редкие линии солдат, раненых становилось все больше и больше, легкораненые под разными предлогами старались скрыться с поля боя. Положение англичан становилось критическим. Свита Веллингтона слышала, как «железный герцог» шептал: «Дай мне ночь или дай мне Блюхера». Только в семь часов вечера Наполеон вместе с несколькими батальонами Средней (а вовсе не Старой, как было принято считать раньше) гвардии двинулся против ослабленного центра англичан. Неутомимый Ней опять возглавил атаку, на сей раз он был пешим. К этому моменту под ним было убито пять лошадей. Очевидец описывал, как он поднимался по склону: его лицо почернело от пороховой гари, один эполет был сорван пулей, форма порвана, и весь он был выпачкан в грязи. Кто-то закричал: «Вон идет Le Rougeaud!» – и даже раненые вставали и следовали за гвардией. Все понимали, что это последняя страница в фантастической эпопее Наполеона Бонапарта. Но как раз в этот кульминационный момент пруссаки Бюлова и Цитена прорвали правый фланг французов и ринулись в тыл. Огонь и атаки пруссаков вызвали во французской армии развал. Расстреливаемая во фланг артиллерией, сметаемая ближним ружейным огнем британских гвардейцев по фронту, наполеоновская гвардия таяла на глазах, и, когда на правом фланге измученная кавалерия и вымотанная пехота увидели, как начинают шататься и легендарные «медвежьи шапки», французскую армию охватила волна паники, она развернулась и началось бегство. Но и в тот драматичный для истории Франции вечер Ней был и остался Неем со всеми его достоинствами и недостатками! Понимая, что дело проиграно, Les Brave des Braves искал смерти: пять его любимых коней уже полегли под ним, а он остался жив! Безусловно, для него было бы лучше погибнуть в последней роковой битве. Под Ватерлоо Наполеон, несомненно, был не в ударе и упустил момент поддержать «храбрейшего их храбрых» атакой своих последних гвардейцев.

После поражения при Ватерлоо Ней имел шанс скрыться: дружески расположенный к нему маршал Сюше снабдил его деньгами и паспортом в ближайшую Швейцарию. Но легенда французского оружия, Les Brave des Braves не мог бежать, иначе какой же он «храбрейший из храбрых»? Роялисты арестовали Нея и заключили в тюрьму Консьержери. Сам Людовик XVIII, узнав, что Ней не согласился на бегство, будучи совершенно не мстительным человеком, ломал руки. «Как же он допустил, чтобы его поймали? Ведь мы давали ему столько шансов уйти!» – причитал король. В столице Франции царил ажиотаж: судят самого Les Brave des Braves! Лихие кавалерийские сорвиголовы гвардейские генералы Экзельманс и Орнано готовили его побег! Но власти в лице Фуше не дремали и успели арестовать Орнано и обезвредить Экзельманса.

Сформированный военным министром Сен-Сиром военный трибунал, в составе которого было немало братьев по оружию Нея – маршалы Монсей (председатель), Массена, Ожеро и Мортье, – оказался в трудной ситуации. С одной стороны, сам Les Brave des Braves, а с другой – именно он нарушил воинскую присягу, данную королю. Как быть? Военная слава Франции для них оказалась превыше всего. Мортье заявил, что предпочтет быть уволенным в отставку, Массена – что у него с Неем существует личный конфликт, а Ожеро попросту слег в постель. Старейший маршал Франции Монсей даже написал письмо королю с просьбой о помиловании человека, которому столько французов обязаны жизнью, а многие семьи – жизнью своих сыновей, мужей, отцов. За это прошение Монсея посадили в тюрьму.

Ней же совершил свою последнюю и, возможно, самую большую ошибку: боясь, что собратья по оружию сведут с ним счеты, он потребовал, чтобы его судил не военный трибунал, а палата пэров, членом которой он был. И гражданский суд палаты пэров приговорил Нея к расстрелу. Среди подписавших смертный приговор были не только представители древних аристократических фамилий, не склонные прощать безродного выскочку. Среди них оказалось пятеро недавних сослуживцев Нея: Келлерман-старший, Периньон, Серюрье, Виктор и Мармон, очевидно, имевшие большие основания свести с Неем счеты. Лишь СенСир с Макдоналдом сумели достойно выйти из этой передряги: первый проголосовал за высылку героя из страны, а второй и вовсе воздержался. Ожеро и Даву были в ужасе от расстрельного приговора. Первый, будучи уже на смертном одре, просто рвал и метал, понося всех, и себя в том числе, за случившееся. Второй выразил негодование через знаменитое письмо Людовику XVIII Желанному, и его для острастки «посадили на хлеб с водой» под надзором полиции.

Кстати , «храбрейший из храбрых» на суде и после него вел себя очень достойно. Один из его адвокатов попытался доказать, что, как уроженец Саара и Эльзаса, перешедших после падения наполеоновской империи к Пруссии, Ней не является французским подданным и потому неподсуден палате пэров Франции. Les Brave des Braves твердо возразил: «Я француз! И я умру как француз!» Он отказался стать на колени и не позволил завязать себе глаза, как того требовали правила расстрела. Прежде чем грянул залп, он успел выкрикнуть: «Французы! Я протестую против моего приговора! Моя честь…» По одной из версий, из 12 солдат экзекуционного взвода в маршала Нея выстрелило 11, один не целился, и пуля угодила в стену. По другой, потрясенные необходимостью убить своего любимого командира, солдаты-ветераны из расстрельной команды только ранили Нея, ни у кого из офицеров не поднялась рука добить Воинскую Славу Франции , и «храбрейший из храбрых» умер в мучениях от потери крови у стен Люксембургского сада. Так или иначе, но своему солдатскому долгу Les Brave des Braves остался верен до конца.

Интересно, что расстрел австрийцами маршала Мюрата после его неудачной попытки вернуть себе трон Неаполя прошел почти незамеченным. А вот казнь самими французами одного из своих самых славных сыновей – маршала Нея – вызвала огромное возмущение по всей стране, особенно в военной среде. Так или иначе, но Мишель Ней и Иоахим Мюрат – такие разные по характеру – закончили свой путь одинаково.

Только в 1853 г. на месте, где был казнен «храбрейший из храбрых», воздвигли памятник. Воинская доблесть Франции – Ней и Мюрат – единственные маршалы Наполеона, которые не пережили краха своего кумира и погибли красивой, солдатской смертью! Когда Наполеон узнал о том, как они умерли, он якобы произнес всего одну фразу: «Герои не нуждаются в надгробных речах!» Это они и им подобные (Дезе и д’Эспань, Ланн и Лассаль, Сент-Илер и Бесьер, Монбрен и Гюденн и многие другие), лихо звеня саблями и шпорами, стремительным галопом пролетели по Европе и в расцвете сил ушли в свой последний солдатский переход – в Бессмертие , став легендами французского военного искусства.