Георгий Суданов - 1812. Всё было не так!

В своей горячности этот человек пошел и еще дальше, пытаясь обвинять в военных неудачах самого императора:

«От государя ни слова не имеем, нас совсем бросил. Барклай говорит, что государь ему запретил давать решительные сражения, и все убегает. По-моему, видно государю угодно, чтобы вся Россия была занята неприятелем. Я же думаю, русский и природный царь должен наступательный быть, а не оборонительный».

Наверное, потомок грузинского царя Вахтанга VI лучше понимал, что должен делать царь русский…

Как бы то ни было, 26 июля (7 августа) 1812 года русские армии выступили из Смоленска. На этот момент, как мы уже говорили, общая численность всего войска возросла до 120 000 человек.

Войска двинулись к Рудне, в районе которой планировалось встретить центр неприятельской армии. При этом расчет делался на то, что по дороге на Рудню есть удобные позиции, заняв которые можно было бы дать Наполеону генеральное сражение.

В это время армия Наполеона была сильно разбросана по территории. Понятно, что сделано это было умышленно – для облегчения ее довольствия. Сам Наполеон с гвардией и одной дивизией 1-го корпуса находился в Витебске, две другие дивизии 1-го корпуса – в Половичах. Эжен де Богарне стоял на левом фланге в Сураже, маршал Ней с 3-м корпусом – в Лиозне, маршал Мюрат с тремя кавалерийскими корпусами – в Рудне, генерал Жюно с его вестфальцами – в Орше, маршал Даву с остальной частью своего корпуса – на Днепре, у Расасны, польский корпус Понятовского – в Могилеве.

Таким образом, при наступлении наших армий к Рудне можно было разбить прежде всего три кавалерийских корпуса Мюрата, а потом находившийся в 20 километрах от него корпус Нея.

Некоторые историки, в частности генерал Н.П. Михневич, даже отмечают, что направление, избранное для наступления русской армии, «было очень выгодным».

Но в ночь с 26 на 27 июля (с 7 на 8 августа) 1812 года Барклай вдруг получил известие о сосредоточении войск противника у Поречья.

Боевые действия перед Смоленском (Руднинские маневры)

На самом деле это означало следующее: все передовые посты французов отступили, кроме отряда, стоявшего в Поречье. Из этого Барклай заключил, что основные силы Наполеона должны были находиться между Поречьем и Витебском, а посему, опасаясь быть обойденным с фланга и отрезанным от Смоленска, он решил остановить движение войск к Рудне.

Карл фон Клаузевиц поясняет:

«При таких условиях удар по воздуху в направлении Рудни являлся чрезвычайно опасным предприятием, так как он мог привести к потере пути отступления. Хотя это известие не было достоверным и представляло, скорее, плод различных соображений и догадок, и хотя такое сосредоточение французской армии было явно неправдоподобно <���…> однако невозможно было уговорить Барклая предпочесть неизвестное известному и помешать ему самому пойти с первой армией по дороге на Поречье, задержав на дороге в Рудню вторую армию».

Короче говоря, Барклай приостановил наступление. Естественно, князь Багратион был чрезвычайно недоволен этим. Но осторожность Барклая нам вполне понятна: Наполеон мог занять оставленный Смоленск и отрезать русские войска от Москвы.

С.Ю. Нечаев пишет:

«Абсолютно достоверных сведений о положении войск Наполеона у него не было, а посему слишком рисковать он не счел нужным. Позиция князя Багратиона была несколько иной: сам он вряд ли знал о противнике больше, чем Барклай де Толли, но зато был совершенно уверен, что действовать нужно иначе. Но вот как? Как и всегда, обладавший вулканическим темпераментом князь Багратион предпочитал довериться своей интуиции».

При этом в отношении Барклая князь Багратион заявил следующее:

«Невозможно делать лучше и полезнее для неприятеля, как он <���…> Истинно, я сам не знаю, что мне делать с ним и о чем он думает?»

В связи с этим С.Ю. Нечаев удивляется:

«Право же, складывается впечатление, что все, что думал и делал Михаил Богданович, вызывало в тот момент у князя Петра Ивановича изжогу».

Как видим, противостояние Барклая и князя Багратиона под Смоленском лишь усилилось. В результате после соединения с 1-й Западной армией последний уже открыто стал обвинять Михаила Богдановича в неспособности руководить войсками.

Позднее Барклай так написал про свои отношения с князем Багратионом:

«Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшие предприятия».

И конечно же, дело тут было не в «великолепно спланированной масонами операции по передаче их руководителю [то есть Наполеону. – Авт .] ключа от Москвы» [то есть Смоленска. – Авт .], о которой с маниакальным упорством пишет А. Мартыненко. Проблема заключалась в том, и это отмечает серьезный британский военный историк Дэвид Чандлер, что «личные разногласия Барклая и Багратиона дошли до такой степени, что это уже мешало согласованию действий их армий».

Тем временем русские войска на четыре дня вообще остановились и простояли на месте, непонятно чего ожидая. В результате Багратион, как утверждает его биограф Е.В. Анисимов, «вышел из повиновения Барклаю».

А может быть, именно это и стало причиной «странного» стояния русских на пути к Рудне?

Но вот Наполеон в это время не дремал: 2 (14) августа его войска перешли через Днепр в районе Расасны и двинулись на Смоленск. Это наконец побудило русских тоже пойти назад к Смоленску.

То, что происходило в районе Рудни, британский генерал Роберт Вильсон, находившийся в 1812 году наблюдателем при русской ставке, называет «бесплодными маршами и контрмаршами, продолжавшимися в течение восьми дней».

Эти странные маневры в треугольнике Смоленск – Рудня – Поречье пагубно отразились на моральном состоянии войск и привели к активизации генеральской оппозиции по отношению к Барклаю де Толли. При этом о том, что инициатором всего этого был князь Багратион, почему-то никто и не вспомнил. А ведь, по сути, русским войскам в данном случае просто повезло, ибо эти маневры едва не стали причиной их гибели, открыв Наполеону практически прямую дорогу на Смоленск с юго-запада.

Считается, что Наполеон, лично руководя войсками и переведя их на другой берег Днепра у Расасны, совершил самое искусное движение из всех, сделанных им в течение всей войны 1812 года.

Он перевел через Днепр почти 175 000 человек, пошел параллельно реке и легко мог без боя взять оставленный русскими Смоленск, отрезав обеим их армиям дорогу на Москву. Как пишет историк С.Ю. Нечаев, «сделай он это, положение русских стало бы поистине катастрофическим. И фактически это была бы труднопоправимая ошибка <���…> князя Багратиона <���…> и того самого военного совета, мнение которого под давлением императора <���…> вынужден был принять Барклай де Толли».