Святослав Кулинок+ - Прислужники Гитлера. Немецкие разведывательно-диверсионные школы и курсы на территории Белоруссии в 1941–1944 гг.

В воспоминаниях участников партизанской борьбы указываются и некоторые категории вербуемых агентов: женщин, инвалидов, военнопленных, лесников, а также данные о деятельности лжепартизанских отрядов [40]. Краткие сведения о Слуцкой и Бобруйской школе встречаются в статье В. Киселева «Враг их боялся» [41]. Во втором томе издания «Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны» в разделе, посвященном контрразведывательной деятельности партизан, можно встретить упоминание о Борисовской школе абвера. Это упомянутый выше эпизод с подпольщиком Н. Капшаем. Кроме того, в работе отмечается, что «осенью 1943 г. служба разведки Борисово-Бегомльского партизанского соединения с помощью подпольщиков устроила в школу своего человека. Действуя смело и в то же время осмотрительно, он собирал сведения о всех, кто обучался в «Сатурне» [42]. В 1984 г. была издана монография В. Андрианова и А. Князькова «Всенародная борьба с фашистскими захватчиками на временно оккупированной территории Советского Союза», в которой описывается операция разведчиков Минского партизанского соединения по внедрению своего агента («Курсант») в разведывательно-диверсионную школу, которая располагалась «недалеко от Ново-Борисова в с. Печи под вывеской школы старших специалистов военно-строительной организации ТОДТ» [43].

Отдельно отметим исследование В. Киселева «Борьба партизан с подрывной деятельностью фашистских спецслужб в Белоруссии» [44]. Это, фактически, первая комплексная работа, посвященная противостоянию органов партизанской контрразведки немецким спецслужбам на территории БССР. Автор верно указал на то, что борьбой с партизанским движением, в том числе и подготовкой агентуры, занимались не только структуры абвера, но и другие секретные органы: Тайная полевая полиция (ГФП), служба безопасности СД, комендатуры и др.

В целом данный период (1950—1980-е гг.) историографии можно считать достаточно продуктивным. Повышение интереса к теме (пусть и в контексте других проводимых исследований. – Авт.) способствовало введению в научный оборот значительного фактического материала, который позволил частично осветить следующие аспекты деятельности немецких спецшкол и курсов в Белоруссии:

• была определена, хоть и весьма поверхностно, сама проблема деятельности разведывательно-диверсионных учебных центров в годы Великой Отечественной войны. О самостоятельности в изучении данной темы в этот период речь не могла идти, но в качестве отдельных сюжетов и аспектов контрразведывательной деятельности и борьбы со спецслужбами Германии информация частично вводилась в научный оборот;

• введены в научный оборот количественные данные в отношении общего числа немецких разведывательно-диверсионных школ и курсов, действовавших на территории БССР в 1941–1944 гг., – 22 (25), а также выявлены сами учебные центры, которые дислоцировались в Минске, Могилеве, Бобруйске, Гомеле, Борисове, Бресте, Белостоке, Петрикове, Марьиной Горке, Волковысске, Лиде, Слуцке, Кобрине, Лунинце. Кроме того, в исследованиях приведены отдельные данные по количеству выявленных и разоблаченных агентов различными партизанскими соединениями и за различные временные промежутки. И хотя большинство этих данных требуют уточнения и корректировки, в тот период времени их ввод в оборот имел большое научное значение;

• определены группы населения, из которых в первую очередь вербовалась агентура: люди, находящиеся в активной, или пассивной оппозиции к советскому государству (эмигранты, раскулаченные и пострадавшие от советской власти, уголовный элемент и др.); изменники и предатели Родины; военнопленные; представители военной и политической коллаборации. Единичные упоминания касаются деятельности агентов из числа женщин, детей, инвалидов и стариков. Общими для всех групп были данные им характеристики, которые часто встречаются в исследованиях советского периода: «отбросы человеческого общества» [45], «обиженные Советской властью, различного рода антисоветское отребье, предательский и уголовный элемент» [46], «участники белогвардейской эмиграции, буржуазные националисты, бывшие кулаки, лица ранее репрессированные Советской властью за контрреволюционную деятельность, уголовники» [47]. Такая упрощенная и ненаучная характеристика не совсем объективна, особенно в отношении незащищенных групп населения (женщины, дети, евреи и др.), которым очень часто просто не оставалось выбора, кроме согласия на работу в пользу немцев;

• опубликованы некоторые данные о нескольких разведывательно-диверсионных школах на территории БССР: Борисовской, Бобруйской, Минской, Слуцкой и др. Наиболее часто упоминаемой в этот период является школа (школы) в Борисове.

Вместе с этим имеется целый ряд проблем, которые остались за рамками исследовательских работ, что было вызвано идеологической цензурой, закрытостью архивов, сложностями с доступом к зарубежным исследованиям и слабостью Источниковой базы:

• изучение структуры, функций и деятельности немецких оккупационных органов и служб, в первую очередь секретных. В исследованиях давались поверхностные и общие характеристики, фактологический материал вводился очень дозированно [48];

• оценка событий оккупационного режима и противостояния спецслужб зарубежными исследователями. Работы немецких и англоязычных ученых (либо их переведенные исследования) активно начинают вводится в исторический оборот лишь с начала 1990-х гг., хотя имелись и определенные исключения [49];

• тенденциозная и односторонняя характеристика некоторых аспектов оккупационного режима: политической и военной коллаборации, участия гражданского населения в войне и стратегия его выживания, истории повседневности, взаимоотношений партизан и населения и др.;

• практически полное отсутствие критического анализа историографии и источников. Цифры, приведенные в архивных документах, не проверялись на предмет их достоверности и объективности.

Новый активный всплеск интереса к теме наблюдается с начала 1990-х гг. Это связано с распадом СССР, ликвидацией идеологической цензуры, активным интересом интеллигенции и профессиональных ученых новых независимых государств к малоизученным сюжетам истории, в том числе и периода Великой Отечественной войны. Пересмотр концептуальных подходов к оценке событий войны 1941–1945 гг., рассекречивание архивных фондов и возможность работы с первоисточниками (фактически «архивная революция») дали новый импульс разработке проблематики, связанной с деятельностью немецких спецслужб и спецшкол на территории Белоруссии. Укажем на то, что значительное место в информационном пространстве 1990-х гг. заняли публицисты, с легкой руки которых в общество вбрасывались разнообразные сенсации, непроверенные факты и версии сомнительного сорта (аналогичные процессы происходили и с соседних государствах – на Украине и в России) [50].