Юрий Лебедев - Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

Начались изнурительные четырехсторонние переговоры, результатм которых явилось совместное коммюнике с нижеследующей фразой, которую можно считать ключевой: «Все ограничения, которые с 1 мая 1948 года были наложены советской стороной на торговлю, транспорт и сообщение между Берлином и западными оккупационными зонами, отменяются 12 мая 1949 года ». [121]

Иными словами, Сталин отступил, не в последнюю очередь именно потому, что у него не было атомной бомбы. И это отступление резко подняло планку ответственности Берии за скорейшее её создание. Это должно было помочь сталинскому окружению преодолеть страх от американской атомной монополии. А о реальности «атомного страха» после Хиросимы и Нагасаки у многих членов советского руководства свидетельствует «хорошо информированный источник» – Г. И. Андрейчин, болгарский, американский и советский политический деятель, который во время войны работал в Совинформбюро. [122]По словам Андрейчина,

« американская атомная бомба напугала кремлёвских вождей, поскольку она раскрыла относительную слабость Советского Союза, и осознав эту слабость, они стали такими агрессивными ». [123]

Свидетельствовал он об этом американскому послу А. Гарриману ещё в октябре 1945 года в американском посольстве в Москве, несмотря на уверения Гарримана в безопасности разговора, [124]

« в умывальной комнате, прикрывая свой голос струящейся водопроводной водой ». [125]

И ещё одно косвенное, но яркое свидетельство именно «атомного страха» – начавшийся сразу после Хиросимы блеф Молотова о том, что мы бомбы не боимся, потому что она у нас есть:

«…на лондонской встрече в сентябре 1945 г. стала ясна новая советская тактика. Молотов приехал на встречу в Лондоне, держа в уме бомбу. Вопрос об атомной энергии не стоял в официальной повестке, но Молотов сам поднял его во время приема на третий день конференции… В тот же вечер в посольстве Молотов предложил тост: «Выпьем за атомную бомбу! У нас она есть» . [126]

Вот уже четыре года Министр иностранных дел постоянно блефует о наличии у СССР бомбы. Сталин поддерживает этот блеф. Понятно, что и Сталин, и Молотов тяготятся опасной ролью булгаковской Лапшённиковой

« со скошенными к носу от постоянного вранья глазами ». [127]

А как долго предстоит им исполнять эту роль, зависело от результата работы «атомной команды Берии».

Всё это позволяет понять состояние Берии в начале 1949 года – осознанный страх ответственности за срыв сроков готовности советской атомной бомбы и иррациональный страх возможной неудачи её испытания.

И в этой обстановке, 4 марта 1949 года, на следующий день после заседания Совета Министров, на котором ему удалось временно отложить «разбор полётов» по вопросу о готовности «изделия РДС», Берия получил объёмистый материал из ГРУ.

Ознакомившись с ним, он понял, что этот материал мог оказаться той самой «охапкой соломки», которую следовало подстелить на место возможного «падения» при предстоявшим разборе «на самом верху» вопроса о задержке с испытанием бомбы…

Этот эпизод истории советского атомного проекта – отдельная тема нашего разбирательства переплетения ветвей альтерверса Жоржа Коваля, Лаврентия Берии и Игоря Курчатова, к подробному рассмотрению которого мы и переходим.

Вернёмся в конец 1948 – начало 1949 года. Для Жоржа это было время работы над подробным отчётом о своей командировке. От того, как будет принят этот отчёт, зависела его дальнейшая судьба.

И очень важно понимать, какие цели ставил перед собой сам Жорж, составляя отчёт. Формально он должен был разрешить дилемму: постараться остаться в разведке или вернуться к «академической карьере»?

Но, судя по тому, как он оказался в ГРУ, и что случилось с ним в ходе работы в Америке, можно с уверенностью утверждать, что «весовые коэффициенты» в суперпозиции «кадровый разведчик – дипломированный учёный» различались на порядки в пользу учёного. Иными словами, такой дилеммы перед ним не было: «С войной покончили мы счёты – бери шинель, пошли домой…». [128]

Но атмосфера «борьбы с космополитизмом», которая окружала Жоржа в это время, конечно, оказывала на него своё воздействие. Он не хотел становиться кадровым разведчиком, но нужно было понять, где безопаснее строить научную карьеру – в каком-то гражданском институте или продолжить работу в качестве специалиста одного из «закрытых» научных учреждений. У него ведь, кроме диплома инженера-технолога МХТИ, был и диплом бакалавра по электротехнике CCNY.

Причём оба диплома с отличием! И ещё курс органической химии Колумбийского университета. И опыт работы на заводах Ок-Риджа и Дейтона.

Удивительно то, что фотокопия выписки об окончании CCNY хранится в ДСАЖАК. При «отчёте о командировке» Жорж не сдал её в архив ГРУ! Вероятно, наивно рассчитывал, что она может понадобиться ему при дальнейшем трудоустройстве.

Но, в любом случае, отчёт должен был быть составлен так, чтобы в руководстве поняли, каков профессиональный уровень и каков интеллектуальный потенциал «агента Дельмара» – Жоржа Абрамовича Коваля.

Отчёт был закончен в конце февраля 1949 года и представлен руководству ГРУ. После его рассмотрения признан настолько важным, что был представлен на ознакомление самому Л. П. Берии.

Судьба этого отчёта остаётся загадочной. Первый биограф Жоржа пишет о нём:

«… до сих пор ещё не удалось найти около 100 страниц отчётов, написанных Дельмаром об Ок-Ридже и лаборатории. Эти документы могут рассказать очень многое» . [129]

Краткий отрывок отчёта приведён в книге воспоминаний генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова. [130]Это показывает, что ему удалось ознакомиться с документами, «не найденными» В. Лотой. Каким образом у опального генерала оказались эти документы?

На официальном сайте СВР опубликовано интервью с Л. В. Шебаршиным, бывшим руководителем советской внешней разведки, в котором он утверждает:

«книжка Судоплатова – хорошая, но она содержит много того, что может нанести ущерб нашей безопасности, – ее писали американские журналисты» . [131]

Но как эти документы попали к «американским журналистам»? Это стало понятным после одной находки в семейном архиве Жоржа Абрамовича. Подробности об истории этой находки и результатах её текстологического анализа содержатся в статье «Новые документы по истории советского атомного проекта из семейного архива Героя России Ж. А. Коваля». [132]Изложенное ниже основано на этой публикации.

В январе 2014 г. Майя Геннадьевна Коваль, внучатая племянница Жоржа Абрамовича, при просмотре книг из его личной библиотеки обнаружила в изданной в США книге «Bombshell» [133]два листа ксерокопий документов.