Юрий Рубцов - Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны

Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении с занимаемых позиций без приказа старшего начальника, согласно той же директиве наркома юстиции СССР и прокурора СССР, квалифицировались по ст. 58.1 п. «б» УК РСФСР как измена Родине, т. е. действия в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, совершенные военнослужащим, и карались высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества [147] Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 25–26. . Пропаганда дальнейшего отступления с занимаемых позиций квалифицировалась по ст. 58.10, ч. 2 как пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания при наличии отягчающего обстоятельства – совершения этих действий при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении. Эти действия карались в соответствии со ст. 58.2 УК расстрелом или объявлением врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства и изгнанием из пределов СССР навсегда [148] Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 27, 30. В годы войны объявление осужденного врагом трудящихся с конфискацией имущества, лишением гражданства и изгнанием из пределов СССР утратило смысл и потому не применялось. . Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов [149] Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 41. .

Характерно, что оба состава преступления квалифицировались по ст. 58 как контрреволюционные. Хотя, например, диспозиция п. «а» ст. 193.21, (он же п. «а» ст. 21 Положения о воинских преступлениях) – «самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений в целях способствованию неприятелю» позволяла вполне адекватно отразить состав такого преступления, как отход с занимаемых позиций без приказа старшего начальника, при том, что сам пункт, как и ст. 58.1, предусматривали высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества. Такое же наказание предусматривала и ст. 193.22 – самовольное оставление поля сражения во время боя.

Однако высшей государственной власти, чья воля отразилась в указанной выше директиве наркома юстиции СССР и прокурора СССР от 31 июля 1942 г., важно было усилить общественный резонанс карательных мер по предотвращению дальнейшего отступления частей Красной армии, в том числе за счет квалификации таких действий, как военной измены. Действовать именно таким образом военным трибуналам рекомендовала и юридическая наука [150] «Как измена Родине должно в частности квалифицироваться самовольное отступление от данных для боя распоряжений, выразившееся в самовольном отводе начальником войск с боевых позиций без приказа вышестоящего командования». – Чхиквадзе В.М., Савицкий М.Я. Положение о воинских преступлениях (комментарий). Ашхабад, 1943. С. 157. .

Тем не менее указанные разъяснения наркома юстиции СССР и прокурора СССР не позволяли очертить круг военнослужащих, за счет которых должны были комплектоваться вновь создаваемые штрафные части. Ведь направление осужденных в такие части было возможным только при условии приговора к лишению свободы с применением отсрочки его исполнения. По УК РСФСР (прим. 2 к ст. 28) такая отсрочка могла применяться в военное время к военнослужащим, осужденным к лишению свободы без поражения в правах [151] Прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР гласило: «Приговор, присуждающий в военное время военнослужащего к лишению свободы без поражения прав, может быть по определению суда, вынесшего приговор, отсрочен исполнением до окончания военных действий с тем, что осужденный направляется в действующую армию». – Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 13. . Однако, как было сказано выше, ст. 58 в военное время предусматривала лишь высшую меру наказания.

Военные трибуналы сталкивались с ситуацией, которая сложилась еще в первые месяцы войны и при которой немедленная реализация приговора, предусматривавшего реальное лишение свободы, а тем более – высшую меру наказания, противоречила интересам обороны страны, поскольку сокращала численность действующей армии. Учитывая, что ряд преступлений, в том числе отступление с занимаемых позиций без приказа, дезертирство и другие, каравшихся расстрелом, хотя временами носили и массовый, но не злостный характер, Верховный Суд СССР нашел основание в кассационном или надзорном порядке пересматривать смертные приговоры, вынесенные военными трибуналами по делам такого характера, и направлять осужденного на фронт.

Обобщенный опыт такой практики лег в основу принятого 22 апреля 1942 г. (то есть еще до учреждения в РККА института штрафных частей) постановления пленума Верховного Суда СССР, в соответствии с которым, если суд при наличии смягчающих обстоятельств признавал более целесообразным направлять осужденного по обвинению в дезертирстве на фронт, то он был вправе путем применения ст. 51 и прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик назначить в виде наказания длительный срок тюремного заключения без поражения в правах с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий и с направлением осужденного в действующую армию [152] Сборник документов по истории советской военной юстиции. М., 1954. С. 375–376. .

Органы военной юстиции, безусловно, не могли игнорировать упомянутую выше директиву наркома юстиции СССР и прокурора СССР от 31 июля 1942 г. Но в большинстве случаев, имея в виду необходимость сохранения в живых лиц, которых предстояло осудить по указанным в директиве статьям УК РСФСР, для использования их в боях в составе штрафных частей, военные трибуналы опирались на постановление пленума Верховного Суда СССР от 22 апреля 1942 г.

В этом же направлении военно-судебные органы ориентировал и один из авторов директивы от 31 июля 1942 г. – нарком юстиции Н.М. Рычков. Своим приказом от 26 августа 1942 г. «О задачах военных трибуналов по проведению в жизнь приказа НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г.» обязав их вести настойчивую борьбу за обеспечение строжайшего порядка и железной дисциплины в каждой части, подразделении и учреждении, нарком потребовал от председателей и членов военных трибуналов «решительно отказаться от шаблонного подхода к разрешению дел и оценки фактов лишь по узкоформальным признакам наличия в действиях обвиняемого элементов состава преступления», а также «покончить с практикой огульного осуждения многих лиц, в отношении которых могут быть приняты меры дисциплинарного воздействия и меры, предусмотренные приказом № 227 (направление в штрафные роты и т. п.)» [153] См.: Военные трибуналы – органы правосудия в Вооруженных силах СССР. 70 лет военным трибуналам. М., 1988. С. 141. .