Виктор Устинов - Жуков. Портрет великого полководца

В конце декабря 1940 года в Москве состоялось большое совещание высшего командного состава страны с участием Сталина и членов Политбюро. На нем с интересным докладом «Характер современной наступательной операции» выступил командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Г.К. Жуков. На основе достижений науки и промышленности, военно-теоретической мысли, анализа боевых действий во время последних войн и военных конфликтов, он изложил новые черты наступательной операции фронта и армии, а также способы использования крупных танковых и механизированных соединений во взаимодействии с военно-воздушными силами, в том числе при действии в тылу у оперативной группировки противника и при развитии оперативного успеха в стратегический. Он обратил внимание участников совещания, что при прорыве укрепленных районов немцы особое внимание уделяли тесному взаимодействию пехоты, артиллерии, танков, саперов и авиации. Прежде чем атаковать тот или иной укрепленный район, в тылу немцев шла усиленная подготовка к атаке на учебных полях и макетах, построенных по типу оборонительных позиций противника. «В общем, – констатировал Жуков, – немцы в этом отношении целиком использовали опыт Суворова при подготовке штурма крепости Измаил». Докладчик показал возросшие размах, глубину и темпы наступления, необходимость применения воздушных десантов для захвата ключевых объектов и рубежей в оперативной глубине обороны противника. К числу важнейших черт операции он относил также непрерывность ведения наступательной операции фронта (армии) и завоевание господства в воздухе. Г.К. Жуков убедительно раскрыл роль и место фронта (армии) в наступательной операции, оперативное предназначение элементов наступательной группировки фронта, состав и задачи ударной армии и группы развития успеха. Большое место в докладе отводилось вопросам подготовки и ведения наступательной операции. Все это свидетельствовало о комплексном подходе к проблемам оперативного искусства.

При выступлении Г. Жукова Сталина на совещании не было, но он прочитал его доклад в тот же вечер и был полностью согласен с выводами командующего по поводу характера предстоящей войны, и многие положения он использовал в своей работе как доказательство верности избранного направления в строительстве Красной Армии перед войной. Но в зале среди военных руководителей было другое настроение: большинство из них были участниками Первой мировой и Гражданской войны в России, и все новое, что появлялось в военном искусстве, встречалось ими если не в штыки, то в небрежении к услышанному. По докладу командующего Киевским округом выступило несколько человек, и среди них Ф. Голиков и Г. Штерн, не лучшие ценители его искусства: первый участвовал в организации обвинений Жукова в антисоветской деятельности, второй – во время боев на Халхин-Голе был ярым противником применения танков без поддержки пехотой. Руководящий состав наркомата обороны по поводу возможного характера современных войн отмолчался, а маршал С. Тимошенко вообще выразился, что «в смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового». Это положение, эта мысль наркома просматривалась и в указаниях, отправляемых для руководства в войска. По-прежнему руководителями наркомата обороны много говорилось о непобедимости Красной Армии и о превосходстве созданных наркоматом обороны военных структур над немецкими, что побудило начальника генерального штаба К. Мерецкова заявить: «Наша дивизия значительно сильнее дивизии немцев, и во встречном бою она разобьет немецкую дивизию. В обороне наша дивизия отразит удар двух-трех дивизий; в наступлении полторы наших дивизии преодолеют оборону дивизии противника».

Удивлял и подбор докладчиков. Один из главных инициаторов ликвидации механизированных корпусов в Красной Армии генерал армии Д. Павлов спустя несколько месяцев после их расформирования выступил с докладом «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв», в котором он утверждал, что советский танковый корпус способен уничтожить одну-две танковые или четыре-пять пехотных дивизий врага. Очень лицемерным был его вывод, что «наши взгляды в отношении применения танков оказались наиболее правильными и нашли себе подтверждение в действиях немецких танковых соединений в Польше и на Западе. Немцы ничего нового не выдумали. Они взяли то, что у нас было, немножко улучшили и применили». И нарком обороны маршал С. Тимошенко, и начальник Генерального штаба генерал армии К. Мерецков не уставали превозносить успехи Красной Армии при прорыве сильно укрепленного рубежа финской армии – линии Маннергейма, где один командовал фронтом, а второй армией.

А хвалиться ведь было нечем. Советско-финляндская война велась советскими генералами бездарно, на основе опыта Первой мировой войны, тактика и оперативное искусство которой устарели. Во время ее ведения за преступную некомпетентность и неспособность управлять войсками с должностей были сняты два командующих армий, три начальника штабов армий, три командира корпуса и начальники их штабов, пять командиров дивизий. «Красная Армия превратилась в посмешище для всего мира, а из продемонстрированного ею бессилия немцы сделали далеко идущие выводы» 11. Выстроенную оборону финской армии командующие армиями и командиры корпусов пытались прорвать одной пехотой, плохо поддержанной артиллерией и танками, и еще хуже авиацией. Пехота, артиллерия, танки и авиация действовали в той войне не как одно целое, а разрозненно, и эта болезнь была присуща Красной Армии в начале Великой Отечественной войны. Все, что применил германский вермахт в войне с Польшей: массированное применение танков и массированное применение авиации, действовавших как единое целое, – осталось для советских генералов невостребованным. Повсеместно шла недооценка артиллерии, а если она и применялась, то большей частью для поражения наземных целей в глубине обороны противника, а не для непосредственной поддержки атакующей пехоты. Боялись поразить свою пехоту, а то, что она массово гибла при прорыве оборонительных позиций, – списывали на врага. Авиация не училась работать в интересах ближнего боя, и ее роль была принижена и оторвана от боевых действий сухопутных войск. Управление войсками и материально-техническое обеспечение войск находились на уровне Гражданской войны.

Но вот должных выводов народный комиссариат обороны страны до нападения фашистской Германии на Советский Союз так и не сделал. Все были в ожидании неизбежного столкновения с фашистской Германий, но то ли из страха перед только что закончившимися репрессиями, то ли в угоду руководству наркомата обороны, не поднимавшему острых проблем подготовки Красной Армии к войне, на этом совещании не обсуждался характер выстраивания вооруженных сил страны перед возможным нападением, в то время как войска, расположенные в Белостокском и Львовском выступах, могли быть быстро окружены с началом войны, что и случилось в первый день нападения фашистской Германии на нашу страну. Во Львовском выступе шириной 350 км, вдающемся на 160 км в германскую территорию, сосредотачивались основные силы Киевского особого военного округа, в Белостокском – в его границах были сосредоточены основные силы Белорусского округа, 19 дивизий, в том числе все танковые и мотострелковые. Самый сильный 6‑й механизированный корпус 10‑й армии, имевший на своем вооружении 352 новых танка КВ и Т-34, располагался в центре Белостокского выступа, а самые слабые – 11‑й и 14‑й механизированные корпуса – прикрывали фланги этой плохо продуманной группировки войск, и они были быстро смяты противником 12. А ведь все русские военачальники знали и помнили изречение М. Кутузова о том, «что ошибка, допущенная в первоначальной расстановке сил, едва ли может быть исправлена в ходе всей войны». Участники совещания обошли почти полным молчанием два ключевых момента – каким будет начальный период войны и какая роль отведена приграничным войскам, и где должны располагаться основные стратегические резервы Красной Армии? История обороны русского государства против нашествий врагов с западного направления не знала примеров равномерного распределения сил русской армии в одну линию вдоль государственной границы. Из-за большой протяженности границ это невозможно было сделать, и наши предки всегда старались выявить до начала войны намерения врагов и на основных направлениях его действий выстраивали глубокое эшелонирование войск, а резервы размещали в местах, удобных для маневрирования. Оборона, как вид боевых действий, сыгравшая решающую роль в разгроме наполеоновской армии и выдержавшая в испытаниях Первой мировой войны как не только вынужденная, но и необходимая мера на пути к победе, советским руководством совсем не рассматривалась. Уже после войны Г. Жуков признал, что «военная стратегия в предвоенный период строилась равным образом на утверждении, что только наступательными действиями можно разгромить агрессора и что оборона будет играть сугубо вспомогательную роль, обеспечивая наступательным группировкам достижение поставленных целей». Он же самокритично признавал, что по вине наркомата обороны и Генерального штаба до войны недостаточно разрабатывались и осваивались формы и способы стратегической и оперативной обороны. Совершенно неправильно оценивались способы ведения операций в начальный период войны. Не была предусмотрена возможность перехода противника в наступление сразу всеми имеющимися, заранее развернутыми группировками войск одновременно на всех стратегических направлениях Советского Союза. По этому поводу он писал: «При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равные» 13.