Я. Немой - Один день диверсанта

– Подъём, выходим на работу, не толпимся, быстрее, быстрее. – во всё горло заорал бригадир 58-й бригады исправленец Хлебников Николай Юрьевич.

Отряд медленно выходил на работу, а Гозберг быстро заправлял своё спальное место.

– Не посадили? – спросил Гозберга помощник бригадира Илья Александрович и протянул ему плитку гематогена.

– Нет, сказали, что рабочих рук не хватает на стройке, да и нарушение несерьёзное. – ответил Гозберг и начал разворачивать обёртку гематогена.

Гозберг начал через силу есть гематоген, так как обязан был это сделать. Гематоген выдавали три раза в день в качестве дополнительного питания тем, кто работает на стройке. Отказаться его есть он не мог, так как это вызовет подозрения. Гематоген шёл тяжело, будь прокляты эти жаренные колбаски, но выбора не было. Лишь бы не стошнило на людях, а то не дай Бог кто увидит блевоту из колбасок, потом не отмоешься от позора.

– Хорош тупить, пятьдесят восьмая, минуту даю на выход из отряда, построение на аллее, быстрее, быстрее. – опять закричал бригадир.

Сосед Гришка буддист перестал молиться и пошёл на выход. Он выходил всегда последним по известным только ему причинам, но это означало то, что через минуту бригадир начнёт бить особо медлительных исправленцев. Гозберг еле шёл по алее в строю, его пучило и раздувало, как резиновый шар, но он терпел. Есть у зимы и свои плюсы, если бы сейчас на улице была жара, его бы несомненно стошнило.

На улице ещё было темно, но вдалеке уже был виден розовый восход. Гозберг тяжело вздыхал, ему было горько от того, что у него сегодня не получилось откосить от работы, он шёл на работу как на каторгу.

– Хлебников, почему так долго идёте, сколько можно ждать? – закричал помощник нарядчика Доренко впереди строя.

– Не надо, не надо, пятьдесят восьмая бригада минута в минуту пришла на развод. – ответил бригадир Хлебников.

– По разнарядке сегодня вы работаете на строительстве завода по переработке и утилизации отходов. – сказал Доренко.

– Не может быть, мы на очистных сооружениях работаем, ты наверно что-то перепутал. – удивился Хлебников.

– Ничего не знаю, вот поправки директора в разнарядке и его личная подпись, не веришь, сам посмотри.

Хлебников подошёл к нарядчику, посмотрел на планшет и увидел электронную подпись директора, действительно 58-ю бригаду сегодня внезапно направили на мусорный завод.

– Слышь, фраер, тогда сало и курево верни, если кинуть меня решил, что за ерунда происходит? – Хлебников шёпотом на ухо спросил у Доренко.

– Я сам ничего не знаю, директор утром пришёл на работу, а через десять минут взял все разнарядки и вашу бригаду направил в другое место. Я не знаю почему так произошло, они все ещё со вчерашнего вечера были им же самим подписаны. Я всё верну, это не мой косяк.

– Хрен с тобой, козлина красная, я тебе это ещё припомню. – сквозь зубы сказал Хлебников, повернулся к бригаде и громко объявил. – Пятьдесят восьмая, сегодня работаем на строительстве мусорного завода, приказ директора.

Бригада недовольно загудела, а Гозберг понял, что началась реализация его оперативно-значимой информации. Строительство мусорного завода – это полная жопа, там холодно, так как тепло ещё не завели. Бригадир, конечно, не только на нарядчика Доренко зол, но и на самого себя. Сало да курево, которое он Доренко приносит, вовсе не его личное, он его с исправленцев собирает, которым оно в посылках приходит. Теперь получается, что Доренко кинул Хлебникова, а он в свою очередь кинул всех мужиков бригады.

В этом есть плюс только у Гозберга, который раз в квартал получает премию на свой лицевой счёт, причём заслуженно. А иначе не проживёшь. К бригаде подошёл прапорщик Алексеев и внимательно осмотрел исправленцев, бригада насторожилась и сразу замолчала.

– Адамов, выйти из строя. – громко и чётко сказал Алексеев.

– Я здесь гражданин начальник. – ответил Адамов и вышел из строя.

Алексеев быстро прохлопал его по одежде, всем карманам, шапке и в носках на голени нащупал уплотнение, и это был не браслет. Адамову ничего не оставалось делать, и он достал из носка письма. Алексеев забрал письма и увёл Адамова в дежурную часть. Бригада начала тихо шушукать, а нарядчик отметил в разнарядке на одного человека меньше.

Гозберг вместе со всеми поддерживал разговор о том, что кто-то сдал Адамова операм, просто так в цвет не берут, это явно по наводке сексота и продолжал думать о том, как он сдуру обожрался. Нарядчик всех проверил по списку, потом все прошли через турникет между жилой и производственной зонами, пропиликав своими браслетами и приложив к сканеру ладонь. После турникета все опять построились, и 58-я бригада направилась на КПП-люди.

Впереди предстоял обыск и ещё одна проверка электронных браслетов и ладоней перед выходом за режимную территорию исправительного центра. Перед КПП-люди есть место для курения, так как обыск идёт не быстро, то администрация разрешает покурить перед обыском. В следующий раз можно будет курить только на строительном объекте. Есть на это и другие причины, многие, слабые духом, начинают скидывать запреты перед более серьёзным обыском, чем тот, что проводил Алексеев.

Сегодняшний случай с Адамовым был не частым и шороху в бригаде навёл. Гозберг своим намётанным глазом уже посматривал по сторонам, выискивая тех, кто начинает подходить ближе к сугробам и как бы невзначай наступать в снег. Скидывающих запреты, оказалось пять человек, Гозберг запомнил их и места, где они просто «расхаживали» перед входом на КПП.

Гозберг, сотрудничая с оперативным отделом, должен жить всегда скромнее, чем он может, поэтому ему приходилось иногда обращаться за помощью к исправленцам. Это и общение, и информация, и общая оперативная обстановка, которые необходимы агенту. Если бы он сегодня не мутил с больничным, то успел бы купить сигареты в местном магазине или взять табак у Эстонца, но из-за своей лени, он не успел.

Гозберг постоянно стрелял сигареты у «товарищей», зная, что обязательно отдаст долги после посещения магазина. А чтобы не было лишних вопросов, откуда у него есть деньги на счету, оперативной легендой служила квартира на Украине. Он сдаёт её в аренду, один раз в квартал ему перечисляют за неё деньги, плюс заработная плата, на это он и живёт в исправительном центре.

Гозберг заприметил Андрея Дмитриевича, курящего самокрутку, от которой распространялся вишнёвый аромат. Андрей Дмитриевич, по меркам исправительного центра, очень богатый исправленец. Он ходит на работу, но не работает, он так проводит время, чтобы веселее было сидеть. У него много своих шестёрок, которые ему прислуживают и заглядывают в рот, они же и доедают за ним, убирают, стирают, гладят, уносят и приносят. Кстати, эти же шестёрки, за одну самокрутку, набивают ему сигареты в машинке для самокруток, причём один к пятидесяти.