Array Сборник - СМЕРШ и НКВД

Насколько большим был состав Тельшайского оперативного уездного отдела НКВД?

Человек двадцать. Состав был смешанный. Бывшие литовские коммунисты-подпольщики и приехавшие из России опытные оперативные работники, которые помогали нам познавать азы агентурной работы контрразведчика. Это были хорошие, порядочные русские люди – заместители начальника отдела Морозов и Галкин, здоровый парень высокого роста.

Остальные были литовцы: бывший подпольщик Пятрас Расланас, Казис Репша, Лепа, а также «русские литовцы», выходцы из староверов, как, например, Амплиус Минкявичус.

В отделе было две машины: грузовики-трехтонки. Уезд был «поделен» на участки по группам, в зоне ответственности нашей «двойки» – Лепа и Душанский – было три волости, и мы почти все время находились в волостном городке Плунге.

Какими правами обладал работник уездного отдела ГБ?

Мы имели право беспрепятственно заходить на территорию любой воинской части, двигаться в приграничной полосе, но, например, я не мог приказать начальнику погранзаставы: «Дай мне отделение бойцов» или: «Выставь засаду на таком-то месте». Обычно все наши требования, «заявки», мы передавали начальнику штаба погранотряда или погранкомендатуры или представителю Особого отдела у пограничников. И они уже давали точные указания «зеленым фуражкам», где и как оказать нам содействие в организации засады, помощь в переходе нашего агента и так далее.

Как часто на вашем «подшефном участке» происходили попытки перехода границы на нашу сторону, в Советскую Литву?

Начиная с зимы сорок первого года подобные попытки были почти ежедневно. Шли немецкие агенты, подготовленные в Кенигсбергской школе абвера, шли с диверсионными заданиями и подрывной литературой члены нелегальной организации LAF (Литовский фронт активистов), руководимой литовским генералом, бежавшим в 1940 году в Германию, деятелем Генштаба литовской армии Раштикисом. А контрабандистами мы не занимались. Границу переходили внешне обычные литовцы, все в гражданской одежде, и если на прорыве их не задерживали, то они сразу растворялись среди местного населения, находили временное пристанище на глухих хуторах и в деревнях, а после спокойно добирались до Каунаса, Шяуляя, Зарасая, Паневежиса и оседали там. Где их только потом частично не отлавливали… В сорок первом мы взяли на границе уже несколько человек с радиопередатчиками, но, что самое интересное, уже начиная с весны, вооруженное сопротивление агента или группы стало обыденным явлением. Огневой контакт при захвате был частью рутины, «за здорово живешь» никто руки вверх при окрике «Стой! Кто идет?!» не поднимал. Стрелять приходилось часто. Только за весну 1941 года нашим отделом было задержано свыше 40 настоящих вооруженных немецких агентов, которых отправляли на следствие в Тельшайскую тюрьму.

Почему так везло?

В местечке Кретинга жил некто Якис, начальник территориального отдела буржуазной литовской разведки. В 1940 году он бежал на немецкую сторону, но его жена осталась в Кретинге, и в ее доме был устроен перевалочный пункт для немецких агентов. Его супругу, «пони Якене», нам удалось перевербовать, и от нее мы получали ценную информацию, позволявшую безошибочно и грамотно задерживать лазутчиков и диверсантов. Ну и кроме того, тактика засад на уязвимых участках границы себя оправдывала. И конечно, стоит отдать должное профессиональному чутью моего напарника и старшего товарища Лепы. Старый коммунист-подпольщик, работавший при буржуазном правительстве в прокуратуре Литвы, он обладал сильной интуицией и каким-то шестым или десятым чувством определял точное место перехода границы вооруженной группой агентов. Тельшай – это граница с Мемельским краем, и немцы, готовясь к вторжению, использовали «этот маршрут» для внедрения агентуры и проникновения диверсантов очень часто. Агент «косяком пер» на нашу сторону, и многие попадались в наши сети. А многие благополучно через нас «проскакивали». Это только в книгах и в патриотическом кино «Граница всегда на замке», а в действительности…

А насколько серьезной была подготовка простых советских пограничников?

Это были очень смелые и грамотные ребята, патриоты, большинство с десятилетним образованием. На заставах служили только русские и евреи, сплошь комсомольцы.

В каждом погранотряде служили чуть более двух тысяч человек, но количество комендатур и застав в отрядах было разным, в зависимости от сложности охраняемого участка границы.

За пограничной зоной развертывались обычные армейские части прикрытия, в некоторых из них мне довелось побывать, и скажу вам откровенно, это были слабо вооруженные, недоукомплектованные подразделения, так и не успевшие к началу войны получить тяжелое вооружение. Поэтому я не очень удивился, что всю Литву немцам за одну неделю войны отдали… Тельшайский укрепрайон к началу войны так и не был выстроен, успели произвести только разметку линии обороны.

Вы знали, что летом будет война?

Точную дату начала германского наступления мы знали еще в марте – апреле 1941 года. В конце апреля был задержан агент организации LAF с пачкой листовок на литовском языке, в упаковке, на которой было написано: «Вскрыть только 22/06/1941». И мне довелось первому переводить текст этой листовки, начинавшийся следующими словами: «Освобождение идет с Запада. Только Гитлер освободит Литву от еврейского большевистского ига!» А дальше шли 12 пунктов воззвания к литовскому народу. Первый пункт меня «убил наповал». Он гласил: «Упраздняется постановление князя Витовта Великого о приглашении евреев на проживание в Литовском княжестве». Был там и такой пункт, что тот, кто запятнал себя в сотрудничестве с Советами и хочет заслужить прощение литовского народа, должен убить еврея и предоставить новым литовским властям свидетельство об этом… Листовка была подписана в Берлине генералом Раштикисом, первым премьером будущего нового правительства Литвы. Однако немцы после захвата Литвы не простили генералу такого промаха, того, что он раскрыл дату начала вторжения, и так и не пустили на территорию республики Раштикиса. Он так и остался фактически под домашним арестом в Германии. Вместо Раштикиса «с компанией» в Литве в начале войны возникло марионеточное правительство Прополениса, но вскоре и его разогнали, заменив его на литовского гауляйтера генерал-майора Кубилюнаса, предателя и палача, местного «квислинговца», который и представлял литовцев в высших арийских сферах. Этого Кубилюнаса советская контрразведка достала уже после войны, в Германии, в английской зоне оккупации, где генерал находился в лагере для перемещенных лиц. Чекист Саша Славин, каунасский еврей, владевший английским языком, в форме офицера союзных войск приехал в этот лагерь, «нагло забрал Кубилюнаса» по фиктивным документам и вывез его в советскую оккупационную зону, а потом в Москву, где генерала судил военный трибунал. Но вернемся к «апрельской» листовке. После того как мы перевели текст листовок на русский язык, немедленно наши командиры отправились с ними к руководству – Лепа (или Расланас, сейчас не вспомню точно) поехал в Вильнюс, а Морозов прямо в Москву. После доклада оба вернулись в отдел, ничего не рассказывая. И когда мы прорывались с боями в конце июня из Литвы в Россию, то многие из нас матерно поминали наше высшее руководство, но вот ведь, была у них в руках точная дата начала войны, почему б… проспали!.. И чтобы у вас не возникло сомнения в правдивости моего рассказа, что, мол, Тельшайский уездный отдел ГБ – почти как Рихард Зорге или Ян Черняк со своими разведывательными донесениями о дате начала войны, хочу заметить, что все детали, связанные с перехватом листовок и с датой «открыть 22 июня» на упаковке, подтверждает в своих мемуарах и сам генерал Раштикис, написавший книгу воспоминаний в Америке в 1951 году. И книга эта есть не только в библиотеке Конгресса США… А сама листовка, вот она, перед вами. Самое занимательное, что, когда в 2000 году, накануне вывода израильских войск из Южного Ливана, в южноливанскую зону безопасности забрасывали листовки «Хезбаллы», то их текст во многом соответствовал тексту воззвания Раштикиса, мол, «кто убьет еврея – будет прощен». И еще по вашему вопросу. На всех погранзаставах бойцы и командиры тоже знали, что война случится именно летом сорок первого. Сомневающихся в этом не было. Слишком очевидные события происходили на границе весной и в начале июня. И наш заместитель начальника отдела Морозов, сознавая, что надо как-то спасать свою семью, за неделю до войны, во время массовой депортации из стран Прибалтики, посадил свою жену и детей в одну теплушку с выселяемыми и повез их на восток, видимо, оформив себя в качестве сопровождающего уполномоченного НКВД. К началу войны Морозов в Литву не вернулся, и следы его затерялись, о его дальнейшей судьбе мы так ничего и не узнали.