Геннадий Ильин - Летописцы летающей братвы. Книга третья

– Смешные вы, мужики. Думаете, если женщина за собой следит, то обязательно хочет кому – то понравиться. Я, между прочим, замужем, – заметила она и закончила со значением: – Для себя стараюсь, для себя.

«А ведь ты не лукавишь, девочка. Врождённый инстинкт к размножению нейтрализует попытки твоего разума скоординировать функции достаточной необходимости. Какой бы статус у тебя не был, ты подсознательно стремишься выглядеть привлекательной, – подумалось мне, – даже на смертном одре».

Естественно, ничего подобного вслух я не произнёс, но поощрительно улыбнулся.

Между тем, жизнь продолжалась. Каждую субботу я названивал в Читу, сообщал Ладе о своих делах и о действиях, предпринятых для получения жилья, получал ответную информацию и отправлялся к Константину, чтобы снять накопленный за неделю стресс. Иногда получал письма из далёкой Чукотки от младшего брата, полные оптимизма и веры в светлое будущее. На мои настойчивые советы бросить дыру и перебраться в Волгоград он реагировал живо, но его жена, словно приклеенная неведомой силой к Северу, категорически была против. Ни треклятые морозы, ни всепроникающий гнус, поедом пожиравший всё живое, несмотря на тщательную защиту, ни отсутствие элементарных удобств её не страшили. За четверть века, прожитых в условиях крайнего экстрима, Галина научилась виртуозно ловить рыбу, скрадывать зверя, заготавливать продукты впрок, ничем не уступая мужу, переняла обычаи аборигенов и никогда не жаловалась, что живёт в какой – то столетней давности халупе без воды, без туалета и с печным отоплением. Я долго размышлял о её настойчивом нежелании вернуться к цивилизованной жизни и пришёл к выводу, что всё дело в её независимом характере. Возврат на Волгу, в квартиру, где доживали свой век мои престарелые родители, означал для гордой и самолюбивой снохи занять в доме второстепенную роль и танцевать под дудку властной и нелюбимой свекрухи.

Первая Юркина любовь, вспыхнувшая в музыкальной школе к пианистке – однокашнице, складывалась мучительно долго. Но в училище приобрела зримые очертания. И всё бы было хорошо. И мать наша Анастасия Никаноровна одобрила вкус последыша, и уже стали поговаривать о свадьбе, но вмешались потусторонние силы в лице музыканта – преподавателя, и разгоревшиеся чувства стали угасать, так и не доведённые до логического экстаза. Что тут поделаешь? Насильно мил не будешь.

Юрка долго болел, но был молод, и кровь в парнишке ходила ходуном. Да и время – хороший лекарь. И когда на горизонте появилась красивая и смелая Галочка, тайно влюблённая в него с пятого класса, брат не устоял. И привёл в дом на смотрины будущую невестку. Но матери она не понравилась. Чувственная по натуре девочка мгновенно сориентировалась, откуда ждать неприятностей, в гости ходить перестала, но цели своей добилась: молодые поженились. За три долгих года, пока Юрка заканчивал консерваторию, женщины так и не нашли общего языка. Мать постоянно ревновала сына к снохе. И когда подвернулась возможность завербоваться на Север, молодые приняли её, как избавление от непосильной ноши.

Сын Сергей заканчивал военно-техническое училище, летом должен был стать офицером, но куда попадёт по распределению, не знал. Хотелось бы, конечно, поближе к тебе, намекал он при разговорах по телефону, но желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Естественно, мне бы тоже этого хотелось, однако вмешиваться в его судьбу было рановато: на новом месте я чувствовал себя на птичьих правах.

Полнее всего складывались отношения с родителями. Отец никак не был расположен к письмам и за годы разлуки не прислал ни одной весточки. Возможно потому, что закончил два класса церковно-приходской школы, стыдился писать, считая себя безграмотным. Зато от матери я получал увесистые конверты с подробным описанием их пенсионной жизни, с яркими изложениями о родственниках, друзьях и знакомых. Иногда вместо писем приходили бандероли с семечками, вяленой воблой и леденцами, с надеждой и пожеланиями бросить курить. Мои настоятельные просьбы перестать отрывать пенсионные крохи для великовозрастного сына успеха не имели. Сколько бы лет ни прошло, для родителей мы всегда остаёмся малыми детками.

Потрясающее известие пришло из Челябинска от моей сестры Маши. Она сообщила, что её муж, старшина сверхсрочной службы Александр Михайлович скончался. Пять лет тому назад! Поехал на родину во Владикавказ, лежал на верхней полке купейного вагона с открытым окном, простудился и в одночасье помер на сорок пятом году жизни. Господи, да не уж-то, правда? Великий оптимист, весельчак и балагур, нескончаемый источник анекдотов, приколов и прибауток из-за какого – то пустяка отправился на тот свет? Где, спрашиваю я вас, справедливость? И почему о его смерти я узнаю только через пять лет?

Обо всём этом я написал гневный ответ моей милой сестричке. Обидеться она не могла, я писал правду. Но не учёл, что женщины не переносят критики, как бы она не была обоснованной. Критику в свой адрес они воспринимают, как оскорбление. Поэтому между нашими семьями надолго установились только дипломатические отношения. Выходит, сделал я вывод, правда тоже бывает разной…

Жизнь, однако, продолжалась. Не прошло и трёх месяцев, как меня вызвал к себе начальник АХО и милостиво предложил временное жильё из фонда Главкома ВВС. Умный Застрожнов предпочитал хорошие вести сообщать лично:

– Не скажу, что вариант удобен для работы. Далековато, но по московским меркам вполне приемлем. Двухкомнатная квартира находится на 41 – м километре от столицы. Но со всеми удобствами и рядом с остановкой на электричку. Вот тебе ключи. Съездишь, посмотришь. Не понравится, не обессудь.

Я откровенно рассмеялся, вспомнив рассказ своей матери о привередливом сыне.

– Ничего смешного здесь нет, – обидчиво поджал губы Застрожнов.

– Да я не об этом, товарищ полковник, – успокоил я начальника. – Дело в том, что у моего отца – крестьянина было пять братьев. Каждое утро перед выходом в поле они завтракали пшённой кашей. Мой отец как – то закапризничал: пшёнка да пшёнка, сколько можно?

– Ну, что ж, – сказала ему мать, – не хочешь – не ешь. Другой варить не стану.

После целого дня работы возвращаются мужики, а на столе – та же каша. Попробовал отец, и расцвёл от удовольствия:

– Вот это совсем другое дело. Вкуснее ничего не ел!

– Ааа, – догадался Застрожнов, и мы, как дети, дружно захохотали.

Осмотр квартиры меня удовлетворил. Две просторные комнаты на третьем этаже, два шикарных балкона, паровое отопление, горячая и холодная вода, кухня и ванная с горшком, – чего ещё надо для семьи невзыскательного офицера?

К тому же почти рядом – Военно-воздушная академия в Монино и Звёздный городок – Центр подготовки космонавтов, где имелась музыкальная школа для дочки.