Вернер Штиллер - Агент. Моя жизнь в трёх разведках

В определенной мере он, разумеется, был прав. Но мне было скучно просто сидеть здесь, наблюдая за движением на Лондонской фьючерсной бирже и зарабатывать деньги парой телефонных звонков. Где вызов, где толчок? В этой ситуации меня как раз устроило предложение конкурента. Мне предложили возглавить руководство филиала банка «Леман Бразерс» во Франкфурте — на — Майне. Я недолго раздумывал и сразу согласился. В новых условиях мне казалось возможным снова поехать в Германию, а должность директора, разумеется, выглядела привлекательной.

1 февраля 1990 года я приступил к работе на новом месте. У меня был красивый офис с видом на Майн. Но внешность оказалась обманчивой. Я, точно как и в случае с Сент — Луисом, слишком мало собрал информации перед принятием решения под влиянием эмоций. Я сменил благородного рысака на старую клячу. «Леман Бразерс», внешне старый и заслуженный американский инвестиционный банк, изнутри находился в печальном положении и в финансовом отношении был уже значительно ослаблен. Только вливание капитала в размере 950 миллионов долларов со стороны материнской фирмы — «Америкен Экспресс» предотвратило самое худшее. Был введен режим жесткой экономии, и среди моих первых задач на новом месте было сокращение двадцати сотрудников.

То, что у меня больше не было сомнений в решении снова поселиться в Германии, а также, что Федеральная разведывательная служба не выражала возражений, было связано с развитием ситуации в ГДР. После провального выступления министра Эриха Мильке 13 ноября перед Народной палатой («Я же люблю вам всех!») Министерство государственной безопасности подверглось всеобщему осмеянию. В новом правительстве Ганса Модрова (СЕПГ) министерства вовсе не оказалось, вместо него должно было возникнуть значительно уменьшенное Управление национальной безопасности (AfNS). Но и против этого запротестовали граждане на улицах, выступавшие за полную ликвидацию тайной полиции. Начиная с 4 декабря, районные управления AfNS во многих городах были заняты активными группами людей, после того, как просочился слух, что в них быстро и массово уничтожают документы. Гражданские комитеты с полицией приняли на себя контроль объектов. Правительству пришлось с 7 декабря пойти на то, чтобы согласиться на контроль со стороны недавно основанных оппозиционных групп за Круглым столом. В этом раунде тогда также было решено 14 декабря полностью распустить Управление национальной безопасности. Когда это должно было произойти, правозащитники 15 январь 1990 года заняли также и здание центрального аппарата AfNS в Берлине, то есть, мое старое место работы в берлинском районе Лихтенберг.

Когда я 1 февраля 1990 года приступил к работе на моей новой должности во Франкфурте — на — Майне, мне было ясно, что Штази в ее старой форме больше не существовало, и у коллег были там совсем другие заботы, нежели охота за мной. Каждому предстояло пережить конец существования его организации и думать о своем собственном будущем. Кроме того, за последнее время офицеры Главного управления разведки стройными рядами сообщали о себе в БНД и предлагали ей свои знания.

Теперь и я осмелился тоже снова осторожно прощупать ситуацию дальше на Востоке и попробовать найти контакты с семьей и со старыми друзьями. Сначала с опасениями и по телефону, так как остатки старых структур все еще существовали, и СЕПГ, теперь переименованная в ПДС, по — прежнему была в правительстве. Насколько я был в этом прав, я почувствовал позже, читая досье Штази, заведенные на меня. Из трех моих самых близких друзей, которых я знал еще со школы, один за прошедшее время был завербован как НС. И он не нашел ничего лучшего, кроме как тут же донести после моего первого звонку ему 22 декабря, хотя уже было решено распустить Управление национальной безопасности — преемника Штази. Еще 4 января 1990 года центральный аппарат в Восточном Берлине занимался моим делом. (Смотрите отчет в конце главы.)

Я решился на первую поездку в ГДР только на выходные после выборов в Народную палату, то есть, в конце марта, когда с победой Альянса за Германию смена политической власти стала решенной. До 1 июля еще существовали формальные проверки документов, но мой паспорт Петера Фишера не вызывал никаких вопросов. Я смог беспрепятственно поехать к моей сестре в Дёльниц в Саксонии — Анхальт. Весть о моем новом появлении быстро распространилась. Воскресным вечером я поехал назад во Франкфурт — на — Майне, а в понедельник там появилась моя бывшая жена. Она снова вышла замуж, так же, как и я, в 1983 году, и к тому же снова за офицера МГБ. Так что, если бы я иногда сообщал ей о себе, это, вероятно, сразу стало бы известно и моим преследователям. Моя дочь Эдина, которой к тому времени уже исполнилось восемнадцать лет, была гражданской служащей в Национальной народной армии ГДР, посетила меня на Западе в мае 1990 года. Сначала она была действительно очень сдержанна, и это продолжалось долго, до тех пор, пока мы снова не сблизились. Мой уход нанес ей очень тяжелый удар, что она позже также описала в книге. Но со временем у нас вновь установились хорошие отношения, а старые конфликты были преодолены. У моего сына, который знал меня только из рассказов, с самого начала не возникло трудностей принять меня таким, какой я есть.

Переломная ситуация на Востоке, естественно, возбуждала меня. Я обдумывал, стоит ли мне входить на Восток экономически, покупать предприятия или дома, основывать новые фирмы. Ведомство по опеке над государственным имуществом в ГДР предлагало на продажу многое довольно дешево. Однако, в конечном счете, я отказался от этой затеи, так как не знал, не захотят ли, вероятно, несколько разочарованных старых приятелей излить свое неудовольствие на меня. С предприятием на месте я стал бы уязвим в любое время.

Перемены во всех государствах бывшего Восточного блока очаровывали меня. Я много путешествовал в Прагу и Будапешт и даже летал после путча в Москву в 1993 году. Особым переживанием для меня была прогулка мимо центрального бюро КГБ на Лубянке, куда я даже заглянул через замочную скважину. Здание как раз практически пустовало в то время.

Когда в 1994 году на Кубе Кастро кое‑что, кажется, начало меняться, я неоднократно в тот год посещал остров. Я завязал дружбу с несколькими художниками, снабдившими меня несколькими прекрасными картинами, которые я тайком взял с собой. Без щекотания нервов жить было неинтересно, банковских будней не хватало, чтобы заполнить мою жизнь.

Когда я в начале 1990 года переехал из Лондона во Франкфурт, моя американская жена, которая не говорила по — немецки, осталась в нашей прекрасной квартире на Темзе. Наш брак, который до тех пор был исключительно счастливым, несколько позже дал трещину, так как я не сказал моей жене всю правду. Она знала, что я был уже в браке, но не знала, что я оставил в ГДР двух детей. Я убедил ее в том, что мы хорошо могли бы прожить и без детей. И теперь мне пришлось признаться ей, что у меня уже было двое детей от моей прежней жены. Результат был катастрофическим. Мой брак распадался прямо у меня на глазах на протяжении нескольких недель. Мы формально оставались в браке еще до 1995 года, но, наконец, я подал на развод. Семья моей жены принимала оживленное участие и, в конечном счете, добилась того, что я потерял почти все мое имущество, а также вынужден был продать дом на Лазурном берегу. После всего этого я пустился в спортивные приключения, спускался на лодке по бурным горным рекам и учился летать на параплане.