Вернер Штиллер - Агент. Моя жизнь в трёх разведках

Но внутри все выглядело совсем иначе. Меня все сильнее раздражали постоянное давление, заставлявшее приспосабливаться к обстоятельствам, и строгая иерархия. Если какое‑то указание представлялось тебе бессмысленным, или у тебя появлялась лучшая идея, сказать об этом было невозможно. Царила система беспрекословного выполнения приказов. Даже осторожные критические замечания отметались сходу. Я все чаще и чаще слышал фразу, касавшуюся всего общества, но в особенности актуальную для МГБ: «Мы не можем позволить себе критики». Потому я решил дождаться возможности установить без большого риска для себя контакт с другой стороной, а потом посмотреть, что из этого выйдет. Что такой шанс представится столь скоро, я не мог и предположить.

1974 год был годом чемпионата мира по футболу, проходившего в ФРГ, в который впервые своими силами пробилась футбольная команда ГДР. Я взял неделю отпуска, чтобы в живописном доме отдыха на берегу озера близ Берлина посмотреть как можно больше матчей и при этом посвятить больше времени своей жене, которая из‑за моей служебной нагрузки видела меня лишь в качестве редкого гостя дома и уже начала ворчать.

Незадолго до отпуска мне пришлось стать свидетелем того, как на партийном собрании Штеффен Хайнрих, коллега из реферата 2, прозванного у нас в шутку «рефератом маленьких животных», так как там занимались бактериологическим оружием, гордо выпятив грудь, по — военному доложил начальнику отдела Хорсту Фогелю: — Товарищ подполковник, вернулся из поездки на вражескую территорию, никаких особенных происшествий не было. Я прислушался. Не имел ли он в виду посещение им чемпионата мира в качестве «болельщика»? Просочилась информация, что в общей сложности пятьсот избранных кадровых работников направлялись на каждый матч с участием национальной команды ГДР, чтобы ее подбадривать. Все понимали, что ГДР не пройдет отборочные матчи в своей группе, в которой были представлены еще Австралия, Чили и Федеративная республика. Но вдруг наша команда в сине — белой форме выиграла 14 июня у Австралии со счетом 2:0 и сыграла 18 июня вничью против Чили со счетом 1:1. Для любителей футбола в ГДР взошло солнце. Ничьей в игре с командой ФРГ 22 июня было бы достаточно для выхода в следующий этап.

20 июня меня вызвали к начальнику отдела, где уже сидел мой руководитель реферата Кристиан Штройбель. — Что ты собственно делаешь на следующей неделе? — спросил он меня в совершенно невинном тоне. — Я взял неделю отпуска, — правдиво ответил я. Заявление об отпуске я подал, и врать не было смысла. — Ладно, хорошо, — кратко ответил Фогель. Однако я продолжил, догадываясь, о чем шла речь: — Но, товарищ подполковник, я буду совсем близко от Берлина, и если есть какие‑то важные служебные дела, то я, конечно, в вашем распоряжении. — Ну, хорошо, тогда 30 июня ты поедешь в Гельзенкирхен на чемпионат мира, при условии, конечно, что ГДР станет победителем в своей группе. Рассматривай это как бы в качестве награды. И до поездки никому ни слова!

Внезапно столь долго ожидаемый объект желания оказался так близко. Но на пути к нему стояло огромное препятствие: игра против Федеративной республики. Для того чтобы стать победителем в группе, наша команда должна была выиграть этот матч. Занявшая второе место в группе команда должна была играть в другой день, но на этот матч Фогель, очевидно, не стал бы давать билеты. Редко какой футбольный матч так же волновал меня на протяжении целых дней, как этот поединок двух немецких команд.

22 июня мы встретились в большом соседском кругу и вместе смотрели игру. Мы демонстрировали оптимизм, для хороших членов партии это было само собой разумеющимся. Капитан Линднер из Первого главного управления предоставил нам для этого свою гостиную, Франк Тамм из отдела XV Главного управления разведки (занимавшегося военной техникой) тоже принимал участие. В холодильнике стояла хорошо охлажденная на льду водка. На этот раз в таком важном для имиджа ГДР событии принимали участие и наши жены. Им как закаленным товарищам наслаждение крепкими напитками вовсе не было чуждым. И тогда действительно произошло прежде невообразимое: Юрген Шпарвассер своим единственным голом в том матче вывел сборную ГДР в соревнование за выход в полуфинал. Я не мог сдержать радости.

Двумя днями позже я подал заявление на получение паспорта в занимавшийся этими вопросами отдел VI. Для меня подобрали фамилию Шиллинг, под которой мне предстояло отправиться в Рурскую область для поддержки нашей команды. Внезапно я почувствовал: новой такой возможности вступить в контакт с другой стороной может не представиться еще долго. На западногерманской территории я смог бы без большой опасности отправить сообщение моим профессиональным противникам. Формой такого сообщения могло быть только письмо. Но кому мне следовало его отправить? Господину президенту БНД? Это само по себе могло возбудить любопытство почтовых служащих, со всеми предсказуемыми последствиями. В ближайший полицейский участок? Но тогда, возможно, меня сразу после этого принялись бы искать. Я решил, наконец, выбрать судебную инстанцию. Суд — это учреждение, где документам придают особенное значение.

У нас была специальная библиотека в министерстве со всеми западногерманскими телефонными книгами и с адресными книгами больших городов. Там я выбрал самого подходящего для меня получателя. Так была решена первая проблема. Но теперь нужно было подобрать и правильного отправителя, чтобы нельзя было по письму выследить меня. И любой адрес из адресной книги Гельзенкирхена представлял опасность, потому что если бы мое письмо вернулось назад, это сильно удивило бы так называемого отправителя, и он мог бы начать какие‑нибудь розыски. После длительных раздумий я, наконец, решился выбрать адрес психиатрической больницы в Гельзенкирхене. Если письмо вызвало бы какое‑либо возбуждение или попало не в те руки, такой обратный адрес рассеял бы любые подозрения. Теперь оставалась третья и самая трудная проблема: текст. Что касается содержания, я более — менее знал, что я хотел написать, но в какой форме? Незашифрованный текст был слишком опасен, значит, требовалось шифрование. Но насколько сложное? Слишком простое не подходило потому, что какой‑то судейский служащий с небольшим умением смог бы понять плохо зашифрованный текст. Но также не устраивал и слишком трудный шифр, чтобы весь проект не потерпел неудачу при расшифровке. Естественно, БНД как каждая порядочная секретная служба располагала отделом дешифровки, а в каждом порядочном отделе дешифровки должен быть как минимум один математик, ну, а любой математик должен знать о числе «пи». Итак, текст должен был начинаться с 14159, ибо 3,14159 слишком было бы приметно. Тогда маленькая, едва ли заметная пауза и затем в двойных группах соединения букв, соответствующие ближайшим знакам числа «пи». «Пи» — это так называемое нерациональное число с, по — видимому, бесконечным количеством знаков после за запятой. До сих пор, насколько мне известно, рассчитано несколько миллиардов знаков. Мы все знаем «пи» как 3,14, но гораздо точнее — 3,141592653589793. Первые 5 знаков 14159 образовывали ключ и потом каждые два следующих знака соответствовали букве алфавита, то есть, 26 = a, 53 = b, 58 = c, 97 = d и так далее. Все это кажется для посторонних действительно сложным, но для математика с небольшим опытом дешифровки эта задача не потребовала бы никаких усилий.