Юрий Модин - Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья

Элеонора Филби, которую я так и не увидел, не смогла приспособиться к жизни в Москве. Она страдала от холода, хотя ее мужу наш климат пришелся по душе. У супругов было немного друзей, разве один-два журналиста, да Дональде Мелиндой иногда заходили к ним. Хотя Элеонора и не чувствовала себя несчастной, она все же сильно скучала. Ким был к ней добр, иногда даже сентиментален. Готовя что-либо на кухне, она иной раз находила в кастрюльке записочку со словами: «Я тебя люблю». Она тоже его любила, но не могла простить Киму того, что он уехал из Бейрута, не сказав ей ни слова. Элеонора усматривала в его поступке предательство.

В 1964 году Элеонора Филби уехала на лето в Соединенные Штаты погостить у дочери. Ей была необходима радикальная перемена. А Маклины с тремя детишками и Кимом в это время отправились в продолжительную поездку в Прибалтику. Когда они вернулись в сентябре, Филби получил от Элеоноры письмо, в котором она писала, что немного задержится в Штатах.

Филби продолжал часто встречаться с Мак'Линами. В ту зиму они вместе ходили кататься на лыжах. И тут между ним и Мелиндой завязался любовный роман. Я больше не встречался с Маклинами, но знал, что отношения между мужем и женой стали прохладные. Я думал, что Мелинда смирилась со своим замужеством, но ошибся.

Дональд вскоре понял, что происходит, и друзья поссорились. Когда на Рождество приехала в Москву Элеонора, Ким встретил ее холодно. В это время он уже не разговаривал с Дональдом, и Элеонора поняла, что случилось за время ее отсутствия. Она была потрясена, и в мае 1965 года уехала из Москвы навсегда. Рассталась она с Кимом без скандала. Через три года Элеонора Филби скоропостижно скончалась в Соединенных Штатах.

Вскоре после отъезда жены Ким Филби получил ордена Ленина и Красного Знамени и очень гордился этим.

Мелинда бросила мужа и перебралась к Киму. Дональду все это, конечно, не понравилось, но он сумел удержаться на плаву. Продолжал работать в институте, изучать русский язык, писать книги и встречаться с небольшим кругом друзей, естественно исключая Филби. Впрочем, даже в Англии между ними было немного общего.

Роман Мелинды и Кима оказался недолговечным. В 1966 году она ушла от него, может быть потому, что он снова запил. Она осталась в Москве в полном одиночестве. Деваться ей было некуда, и частично по этой причине Мелинда вернулась к мужу. Жили они как-то странно, а в 1979 году она вообще уехала из России в Соединенные Штаты.

Последние тринадцать лет жизни в Москве дались ей нелегко, особенно после того, как выросли дети. Сыновья женились, дочка вышла замуж — все выбрали себе русских спутников жизни. Мелинда и Дональд стали уже бабушкой и дедушкой. Старшие Фергус и Дональд покинули СССР и эмигрировали в Лондон. Мелинда-младшая после первого неудачного брака вышла замуж за московского художника Александра Дрючина. В 1979 году она тоже уехала из России вместе с мужем и дочерью от первого брака, которую снова назвали Мелиндой. Эта девочка тоже со временем уехала в Соединенные Штаты и поселилась у своей прабабушки Данбар.

Мне говорили, что Дональд, который тяжело заболел после операции, сильно тосковал после отъезда внучки, которую называл «Мелиндушкой».

Последние четыре года он жил в Москве один, и мне кажется, снова начал пить. В начале 1983 года его навестил горячо любимый брат Алан. Они встретились впервые после 1951 года. Несмотря ни на что, Алан по-прежнему обожал брата. Они провели вместе несколько дней, пока Алан не вернулся в Англию.

Дональд Маклин умер 9 марта 1983 года. Его останки кремировали в Донском монастыре в присутствии двух представителей КГБ, коллег по ИМЭМО, нескольких бывших студентов, Кима Филби и Джорджа Блейка. Никого из членов семьи на похоронах не было. Гроб был покрыт знаменем с вышитыми на нем словами «Счастливого пути, Дональд Дональдович». Уже после церемонии приехал старший сын Фергус Маклин и увез урну с прахом отца в Англию, где ее поместили в фамильном склепе на кладбище в Пенне. Перед последней церемонией состоялась короткая панихида.

Само собой разумеется, что смерть Дональда Маклина дала повод западной прессе в сотый раз разворошить все дело кембриджской пятерки.

После девятимесячной командировки в Индию, в 1967 году я снова стал приходить к Киму Филби, но теперь уже не по долгу службы. Мы стали просто хорошими друзьями. У Кима оставалось много свободного времени. Мы оба оказались примерно в одинаковом положении: КГБ предоставлял нам все меньше и меньше работы. Но я, не переставая, просил руководство занять его чем-либо. Я заявлял, что Филби — это феномен, блестящий аналитик и эксперт в вопросах международных отношений, что его опыт нужно использовать. Я даже предложил взять его на преподавательскую работу в КГБ. В конце концов, это же самый знаменитый среди живущих разведчиков.

Мои просьбы отлетали как от стенки горох. Но это не означало, что Ким сидел без дела. Хотя, как и Бёрджесс, он отказался учить русский язык, Ким все же оставался лучшим консультантом КГБ. Управление внешней разведки всегда обращалось к Филби, когда ему нужен был его совет по вопросам разведки или контрразведки капиталистических стран. Он помогал всегда охотно. В международной обстановке наступило потепление, но это отнюдь не означало, что борьба между секретными службами различных стран прекратилась. КГБ иногда запрашивал Филби, что он думает о сугубо политических делах, касающихся Великобритании или Соединенных Штатов, или о специфических проблемах их секретных служб. Филби написал подробный доклад о деятельности ЦРУ, включив в него полный анализ его внутренних дел и схемы структур как внутри США, так и в других странах. Он представлял большую ценность, так как был составлен очевидцем. У Кима была замечательная память на имена. Его суждения о людях отличались необыкновенной точностью. Так, например, Филби высказался о Джемсе Англтоне, начальнике контрразведывательной службы ЦРУ, как нельзя точно. Кроме того, он предоставил нам исчерпывающие биографии начальников и лучших офицеров секретной службы Великобритании. Итак, Ким не бездельничал, но его способности можно и должно было использовать гораздо шире.

Иногда я забегал к Филби на часок-другой, чтобы побыть в его обществе. Мы редко говорили о его жизни в Англии: я понимал, что воспоминания о доме навевали на него грусть. Когда он вспоминал Бёрджесса, я видел, что его суждения о бывшем друге совершенно объективны, несмотря на их ссору. В глубине души он, мне кажется, продолжал глубоко уважать Бёрджесса. В отличие от многих, мы оба знали Гая таким, каков он был на самом деле — гордым, цельным человеком, никогда не останавливавшемся на полпути.