Владимир Жухрай - Личная спецслужба Сталина

Нарком приказал звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.

— Кто говорит?

— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

— Будите немедля: немцы бомбят наши города!

Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили: «Подождите».

Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.

— Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И. В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро. (…)

В 4 часа 30 минут утра мы с Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку».

Положив после разговора с Жуковым трубку телефона на рычаг, Сталин оперся рукой о стул. Дурнотное состояние охватывало его все сильнее. Сталину временами казалось, что он теряет сознание. Однако надо было, вопреки строжайшему запрету врача, ехать в Кремль.

Сталин нажал кнопку звонка на стене и вошедшему Власику приказал подать к подъезду машину. Одевшись, с трудом сел в машину рядом с шофером, приказал: «В Кремль».

Около 13 часов 22 июня 1941 года больной Сталин, у которого температура по-прежнему держалась за сорок, временами впадавший в полузабытье, все еще был в своем кремлевском кабинете. Выступать по радио с обращением к советскому народу в таком состоянии он, понятно, не мог. Поэтому еще утром было принято решение, что в 12 часов 22 июня 1941 г. с таким обращением к советскому народу выступит Молотов. Пересиливая недомогание, Сталин пытался решать ряд важнейших и неотложных вопросов, связанных с обороной страны. Около 7 часов утра 22 июня 1941 г. Сталин подписал директиву вооруженным силам об отражении гитлеровской агрессии.

В 9 часов 30 минут в присутствии Тимошенко и Жукова отредактировал и подписал указ о проведении мобилизации и введении военного положения в европейской части страны.

«Примерно в 13 часов (22 июня 1941 г.), — писал в своих воспоминаниях Жуков, — мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И. В. Сталин ответил:

— Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздраженно добавил:

— Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся».

Лишь вечером 22 июня 1941 г. Сталин возвратился в Волынское. Каких сил потребовалось от него, чтобы выдержать прошедшую ночь и день, — никто никогда не узнает. Однако никто не догадался о подлинном состоянии Сталина. Даже проницательный Жуков.

И только когда Сталин, не раздеваясь (на это сил уже не оставалось), лег на диван и закрыл глаза, силы оставили его и на какое-то время (какое именно, сегодня установить невозможно) впал в забытье.

Сталин трое суток — 23,24 и 25 июня 1941 г. — пролежал пластом, никого не принимая, без еды. Есть из-за нарыва в горле он не мог. В эти дни, кто бы ни звонил, получали один и тот же ответ: «Товарищ Сталин занят и разговаривать с вами не может».

О болезни И. В. Сталина не знала даже его личная охрана. Эти несколько дней члены Политбюро ЦК ВКП(б) Сталина не видели и естественно терялись в догадках.

И. В. Сталин решил факт своей болезни сохранить в строжайшей тайне, чтобы не радовать врага и не деморализовать советский народ, который возлагал на него все свои надежды.

Едва Сталин очнулся, сознание обожгла мысль: «Война!» Теперь от него зависит многое. А может быть, и вообще все: судьба страны, миллионов соотечественников.

Так как же все происходило в последнее время? Что он сумел предвидеть, а что не сумел? Все ли было сделано? А главное — что сейчас необходимо в первую очередь сделать?

Мысли с болезненной обостренностью выхватывали из прошлого события, документы, лица.

Последние месяцы 40-го и первые месяцы 41-го годов Сталин работал по восемнадцать часов в сутки. Времени для отдыха почти не оставалось. Так же напряженно работало и его ближайшее окружение.

Но 26 марта 1941 г. Сталин возвратился из Кремля на свою дачу в Волынское раньше обычного: донимал приступ разыгравшегося радикулита. Еще до своего приезда он распорядился, чтобы жарко натопили русскую печь, находившуюся в кухне. Положив на горячие кирпичи широкую доску, Сталин разделся и, взобравшись, лег на нее спиной. Боль в пояснице постепенно отступила. Одевшись, он прошел в спальню и попытался заснуть, но сон не шел. Последнее время Сталин часто страдал бессонницей — сказывалось чрезмерное умственное перенапряжение. Снотворное же, как и любые другие лекарства, он не принимал. Разве что кальцикс от кашля, который преследовал его, заядлого курильщика.

Поняв, что уснуть не удастся, Сталин оделся. В прихожей укутался в черную оленью доху, ею бессменно пользовался со времени туруханской ссылки, надел подшитые валенки, меховую шапку и вышел на улицу. За ним бесшумно последовал капитан госбезопасности Старостин — начальник девятки, дежурившей в этот час (три таких девятки, сменяясь через сутки, посменно, дежурили около Сталина круглосуточно). Старостин нес в руках поднос с кусочками сырого мяса, хлеба и орехами. Остановившись возле дуплистого с голым стволом дерева, Сталин с минуту наблюдал, как по ветвям деревьев резво прыгали десятки ручных белок. Затем, покормив их орехами, а мясом и хлебом налетевшую стаю нахальных снегирей, он направился в лимонарий. Сочетание запаха лимонов и растущих вдоль стен кустов лаврового листа создавало здесь поистине чудесный микроклимат. Сталин очень любил отдыхать в лимонарии. Взяв ножницы, он наклонился над лимонным кустом.

В этот момент вошел Власик.

— Извините, товарищ Сталин, что беспокою, — приехал товарищ Голиков. Он говорит, что у него сообщение чрезвычайной важности, не терпящее отлагательства.

(Последнее время Сталин лично принимал начальника Главного разведуправления Голикова, а также начальника Разведывательного Управления НКВД Федотова, минуя их непосредственных начальников.)