Олег Царев - КГБ в Англии

Маклейн несколько проще смотрел на ситуацию с Кернкроссом (в изложении Дейча):

«МОЛЬЕР очень интеллигентен, но плохо работает, а главное — недостаточно осторожно относится к работе. Он делает это потому, что считает себя умнее и лучше, чем все прочие. ВАЙЗЕ полагает, что положение МОЛЬЕРА довольно плохое, но что его пока оставят на месте».

Положение Кернкросса в Форин Офисе продолжало оставаться шатким. В октябре 1937 года из Парижа, куда Дейч выехал из-за невозможности дальнейшего пребывания в Лондоне по причинам иммиграционных правил и где он организовал связь между резидентом в Испании Александром Орловым и Кимом Филби, в Центр пришло еще одно тревожное сообщение: «На днях сюда приезжал ВАЙЗЕ и рассказал мне, что МОЛЬЕРА должны перевести в другой отдел, так как им якобы недовольны».

С отъездом Дейча связь с Кернкроссом так же, как и с другими источниками лондонской резидентуры, оборвалась на длительное время. Только в сентябре 1938 года от Маклейна, контакт с которым поддерживался через женщину-нелегала АДУ, пришло короткое сообщение, что Кернкросс переведен на работу в Министерство финансов. Позднее было установлено, что Кернкросс был уволен из Форин Офиса 1.10.38.

Кернкросс вновь появляется на сцене осенью 1938 года благодаря вездесущему Берджесу. Через нового резидента в Испании Эйтингона, с которым он встречался в Париже, Берджес сообщил, что в сентябре установил контакт с Кернкроссом, так как тот «был новичком и я опасался, что он может совершенно порвать, будучи изолированным», и «также потому, что он располагает самой лучшей, о какой только можно мечтать, информацией о Чехословакии».

В письме от 22.10.38 Эйтингон просил разрешить встретиться Берджесу с Кернкроссом, чтобы получить документы, аргументируя это тем, что «отношения между МЕДХЕН и Джоном таковы, что, несмотря на запрет, они все равно общаются».

О дальнейшем развитии событий можно судить только по отчету исполнявшего обязанности резидента в Лондоне Анатолия Вениаминовича Горского от 10.03.39, в котором он сообщал, что документы были получены от Кернкросса Клугманом, и объяснял их происхождение следующим образом:

«В августе — сентябре 1938 года ЛИСТ (Кернкросс. — О.Ц) работал в специальной «кризисной» группе Форин Офиса и имел свободный доступ к документам по Мюнхену. Когда он узнал о переводе в Министерство финансов, то забрал с собой эти документы и передал их сейчас нам. В сентябре 1938 года ЛИСТ видел в Форин Офисе сообщение агента английской разведки из СССР о неготовности СССР оказать военную помощь Чехословакии. Среди сотрудников Форин Офиса поборниками соглашения с Гитлером были а) посол в Берлине Гендерсон и б) посол в Париже Фиппс».

Далее Горский писал, что Кернкросс не слишком загружен работой в Министерстве финансов и готовит монографию по английской литературе эпохи французского ренессанса. «МЭР (Клугман. — О.Ц.) договорился с ЛИСТОМ об условиях встречи с нами в Лондоне», — завершал свое послание Горский.

Приняв лондонскую легальную резидентуру от отозванного в Москву СЭМА (Григорий Борисович Графпен (Бланк), арестован 29.12.38, осужден на 5 лет ИТЛ), Горский взялся за трудную задачу вывода ее из периода дезорганизации, обусловленной репрессиями 1937–1938 годов, в которых разведка НКВД потеряла 70 процентов личного состава. С вынужденным отъездом из Лондона Малли и Дейча перестала существовать и их нелегальная группа. «Золотое десятилетие великих нелегалов» подошло к своему трагическому концу. Редкие уцелевшие от чисток нелегальные разведчики, такие как Дейч, уже не могли действовать в одиночку, без своих верных товарищей, с такой свободой и смелостью, как прежце. Разведка начинала пополняться людьми нового поколения, которое в силу самого своего происхождения не имело опыта подпольной партийной работы и жизни за границей. Как и десять лет назад, основным добывающим аппаратом советской разведки в Лондоне стала Легальная резидентура. Горский стал принимать на связь источники группы Малли — Дейча. В работе ему должны были помочь составленные Дейчем весной 1939 года по просьбе Центра психологические портреты членов «Кембриджской» и «Оксфордской» групп. О Кернкроссе Дейч писал:

«Ему 25–26 лет. Учился в Кембридже и был там не очень активным членом Компартии. Сдал экзамены на поступление в англ. Мининдел и занял в этом конкурсе первое место благодаря его блестящим знаниям. В ноябре 1936 года он начал работать в Мининделе.

МОЛЬЕР происходит из шотландской мелко-буржуазной обстановки. Шотландцы — народ религиозный, так как жизнь у них тяжелая, то они очень трудолюбивы и бережливы. Шотландцы ненавидят англичан. МОЛЬЕР унаследовал некоторые из этих черт. Он педантичный, дельный, старательный и бережливый человек. Он знает, что такое деньги, и умеет с ними обращаться. Он скромен и прост. Когда я первый раз с ним встретился и взял такси, то для него это было сенсацией — он впервые в жизни ехал на такси. В то время, когда я с ним связался, он жил в дешевой меблированной комнате в пролетарском районе в Лондоне, хотя уже работал в Министерстве иностранных дел. Он очень образован, серьезен и убежденный коммунист. Он сразу же изъявил готовность с нами работать и относится к нашему делу очень серьезно. Интересуется всеми нашими партийными, практическими и теоретическими вопросами и неплохо в них разбирается. Очень любознателен. Каждый раз, когда я его встречал, он приносил список самых разнообразных вопросов, указывая при этом, что он спрашивает не потому, что он сомневается в правильности нашего дела, а потому, что ему некоторые вещи неясны.

Он простой, иногда наивный и немного провинциальный человек. Очень доверчив и с трудом может маскироваться. В Форин Офисе он считался левым человеком еще до того, как я его встретил. Это оттого, что он не скрывал своего мнения по некоторым политическим вопросам. Хотя он и понимал, что не должен открыто показывать свое приверженство к Компартии, он все же не мог не высказывать иногда свои левые взгляды.

Внешне очень прост и мил. Нормален в отношении женщин. Дисциплинирован и осторожен. Абсолютно нам доверяет, и мы для него большой авторитет. Так как у него никакого опыта не было, то он вначале не решался брать документы. Я успел за мою работу с ним это дало наладить, и он начал давать документы. С ВАЙЗЕ вначале было то же самое, но, когда он шаг за Шагом убедился, что все идет хорошо, что мы осторожны и что мы особенно заботимся о его благополучии, он преодолел свою нерешительность и потом стал даже иногда неосторожен. В отношении МОЛЬЕРА можно было добиться того же самого, но я уехал, и он остался без связи. Необходимо сказать, что нерешительность в работе как ВАЙЗЕ, так и МОЛЬЕРА объясняясь не столько трусостью, сколько малоопытностью и новостью дела.