Илмари Ютилайнен - Я бил «сталинских соколов»

Вражеские истребители явно намеревались атаковать нашу пехоту, которая продвигалась по льду. Наши зенитные батареи стали первым препятствием этому плану, их огонь рассеял атакующих. В это же самое время мы набросились на них, словно соколы на стаю испуганных цыплят. Наши зенитчики сразу поняли, что происходит, и прекратили стрелять.

Наши истребители быстро перемешались с вражескими, и было трудно понять, в кого и куда стрелять. Трассы мелькали тут и там, сплетаясь в тесную сеть. Наконец русские истребители начали оттягиваться в направлении Лавенсаари, но мы приклеились к ним, словно пиявки.

Я обстрелял несколько целей, но без видимого эффекта. Вражеские пилоты были старыми опытными лисами, их было крайне трудно чем-то удивить. Каждый раз, когда ты выходил на позицию для стрельбы, русский самолет начинал бешено крутиться, и прицелиться в него было просто невозможно. В этот день мы испробовали все фигуры высшего пилотажа и продемонстрировали высший класс управления самолетом. Свалка началась примерно на уровне моря, но постепенно поднялась до 3000 футов. Временами опасность врезаться в лед была гораздо больше, чем риск попасть под вражеские пули.

Наконец начало восстанавливаться какое-то подобие порядка. Я гнался за одной «Чайкой», держась в 50 метрах от нее, тогда как русский пилот отчаянно пытался стряхнуть меня с хвоста. Я дал пару прицельных очередей, и его маневренность резко снизилась. Пилот явно занервничал, он метался передо мной туда и сюда, что было ошибкой - теперь я мог удержать его на прицеле. Он попытался выполнить переворот, но я всадил в него еще одну очередь с расстояния 40 метров. Этого хватило, самолет рухнул на лед и покатился кувырком, сминая крылья. Кауппинен, который летел позади меня, также дал очередь по разваливающемуся самолету.

Теперь ситуация сложилась для нас очень благоприятно. «Чайки» оказались впереди, а мы находились позади них. Я без проблем поймал на прицел следующий вражеский самолет и дал очередь. Он также упал на лед, а я взялся за следующий.

Тем временем я увидел, как еще два русских истребителя присоединились на льду к разбившимся товарищам. Наши пилоты хорошо знали свое дело.

Мы быстро смещались к острову Лавенсаари. Я увидел поврежденную «Чайку», которая в одиночку летела над паковым льдом, сильно отстав от товарищей. Вероятно, пилот думал, что оставил нас далеко позади. Однако уже над берегом Лавенсаари он заметил меня и повернул вверх прямо навстречу, но я уже открыл огонь. Мои пули хлестнули по его мотору и кабине, и почти немедленно он упал на землю. На минимальном расстоянии не было никакой нужды тщательно целиться.

Мы перестроились и начали кружить над обломками русских самолетов. И тогда мы увидели еще одну одиночную «Чайку». Все звено бросилось вниз на нее и уже было готово открыть по ней огонь, как в последнюю секунду мы различили на крыльях голубые свастики графа Розена. По радио мы услышали сообщение, что это свой самолет, военный трофей, который искал на льду среди торосов советских солдат, спасавшихся бегством с Гогланда.

День начался очень хорошо, так как мы одержали 5 побед и отбили атаку вражеских истребителей. За этот день наши истребители, включая эскадрилью «Кертиссов» майора Эрнрота, провели несколько воздушных боев. Всего за день мы уничтожили 27 вражеских самолетов.

После такого кровопускания мы больше не встретили ни одного советского самолета, пока прикрывали Гогланд. Мы лениво кружили над местом боя и следили, как наша пехота делает свое дело.

31 марта 1941 года мы снова упаковали пожитки и без всяких церемоний отбыли обратно в Кондопогу.

На нашей базе стоял старый бомбардировщик «Котка» («Орел»), который мы использовали в качестве грузового и связного самолета. Этот самолет нам приказали передать учебной эскадрилье в Весивехмаа. Я намеревался побывать дома на крестинах своего второго сына, поэтому доставка «Котки» полностью соответствовала моим планам.

Пока я готовился улететь на этом самолете к его новому дому, Нипа Катаяйнен принес мне маленькую посылку. К ней был приделан небольшой парашютик. Нипа попросил меня взять посылку и сбросить ее в спортивном центре Вирумяки, который был превращен в военный госпиталь. Он упомянул, что в посылке находятся приглашения девушкам, которые там работают. В качестве пассажира со мной летел младший лейтенант, который тоже направлялся в отпуск.

Наслаждаясь солнцем и отличной летной погодой, мы тащились, как старая больная ворона. Младший лейтенант Мякинен читал триллер, который захватил с собой. Над Вирумяки мы кружили, пока народ не высыпал наружу, чтобы поглазеть на нас. Я сбросил посылку и, после того как нам помахали, убедился, что она попала в нужные руки. После этого мы продолжили путь, провожаемые приветствиями с земли.

Советские летчики были очень пассивны. Они летали более чем редко и откровенно не желали драться, несмотря на все наши усилия спровоцировать их. Поэтому мы решили сосредоточить свои силы на других целях и задачах.

Во время разведывательных полетов мы начали беспокоить солдат нашего старого знакомого Валли. Эти войска сейчас располагались возле северо-восточного угла Сегозера, куда они были отправлены из района Повенца.

Мы обстреливали их патрули, катера, конные колонны и вообще любую цель, какую только могли заметить. Конечно, мы не забывали про паровозы, хотя мы уже уничтожили их в огромном количестве.

За это время у вражеского командира данного сектора наверняка изрядно прибавилось седины. Но боюсь, что поседел и наш командир эскадрильи, потому что нам разрешали заниматься штурмовками наземных целей только по особому разрешению.

Оттепель создала нам определенные проблемы в Кондопоге, поэтому 14 апреля 1942 года мы перебазировались на аэродром Гирвас, который был как раз подготовлен к проведению полетов. Мы жили в домиках, расположенных в небольшом селе на перешейке между небольшими озерами Сунун и Пялля. Обычно днем мы занимались рыбалкой, охотой и каким-нибудь видом спорта. Наш командир эскадрильи подполковник Эка Магнуссон считал спорт очень важным для поддержания хорошей физической и моральной формы летчиков-истребителей. Поэтому мы регулярно упражнялись в перерывах между боевыми вылетами.

Спокойным, тихим вечером 3 июня наш командир эскадрильи приказал на следующее утро прибыть к начальнику авиабазы Иммола. Это прозвучало крайне загадочно и не содержало никаких намеков на суть нашего задания. Наше звено прибыло к полковнику Нуотио в Иммолу в 06.10.