Александр Куланов - В тени восходящего солнца

Выйдя на свободу, Трофим Степанович до 1937 года преподавал в Дальневосточном университете. В этот период он вновь оказался втянут в конфликт, связанный с классовым подходом к преподаванию японского языка и инициированный Мацокиным. Московские коллеги Юркевича, в том числе и по службе в Разведу-пре, П.А. Гущо [126] Гущо Петр Антонович (1902—1937). Японовед-лингвист. Родился в г. Чита. С ноября 1919 г. по март 1920 г. мобилизован в колчаковский флот, дезертировал. Служил в разведывательных органах РККА на Дальнем Востоке (1920—1922), затем старшим матросом на подводной лодке Балтийского флота (1923—1926); секретарь учраспреда в НКИД (1926—1929). Член ВКП(б) с 1925. Окончил МИВ (1929—1932), аспирантуру при нем (1932—1935), совмещая это с преподаванием там же японского языка и заведыванием кафедрой (с 1933). В 1933—1935 гг. на службе в 4-м (разведывательном) управлении Штаба РККА. 25 декабря 1935 г. получил в МИВ звание доцента. После выхода в свет 1-й части, написанного совместно с Г.С. Горбпггейном «Учебника японского языка» авторы подверглись политической травле в печати. Арестован 29 октября 1937 г. (за день до Г.С. Горбштейна). 19 декабря 1937 г. ВК ВС СССР приговорен к ВМН. Приговор приведен в исполнение в тот же день на полигоне «Коммунарка». Реабилитирован ВК ВС СССР 15 сентября 1956 г. и Г.С. Горбпггейн [127] Горбштейн Григорий Соломонович (1906—1937). Японовед-лингвист. Родился в г. Баку. С 1919 г. член КСМ; в 1921—1923 гг. работал в ЦК КСМ Туркестана, одновременно учился на ФОН САГУ. В 1923 г. перевелся на японский сектор МИВ. В 1926 г., будучи студентом 3-го курса, командирован в Японию на языковую практику. Служил в торгпредстве референтом по японской прессе; в научном кружке японоведения при полпредстве СССР сделал доклад об аграрном вопросе в Японии. На правах вольнослушателя посещал лекции в университете Хосэй. В конце 1929 г. вернулся в Москву. Преподаватель японского языка, и.о. профессора (1931), заведующий кафедрой японского языка (1933—1934) МИВ и ВА РККА им. М. В. Фрунзе (с 1933). Автор «Учебника японского языка» (1934—1937, совместно с П. А. Гущо). Арестован 30 октября 1937 г. 10 декабря 1937 г. приговорен ОСО при НКВД СССР к ВМН (шпионаж, вредительство). Приговор в тот же день приведен в исполнение на полигоне «Коммунарка». Реабилитирован ВК ВС СССР 15 сентября 1956 г. опубликовали учебник японского языка, на который с чудовищными нападками и фатальными для того времени обвинениями в отсутствии классового чутья набросился Мацокин. По свидетельству В. Донского, опирающегося на документы НКВД,«...японская кафедра восточного факультета ДВГУ... предложила выехавшему в Москву доценту Юркевич представительствовать на съезде японистов и солидаризироваться (поддержать) с профессором Мацокиным, который намечался на съезде в качестве одного из ответственных докладчиков, обязанных доказать правоту борьбы Владивостокской японоведческой школы. В случае успеха на съезде единомышленников Мацокина мыслилось, что последнему удастся возглавить кафедру японского языка в московском Институте востоковедения им. Нариманова. Подчинить в этом случае японское отделение института влиянию Владивостокской японоведческой школы, превратив... отделение института в школу для подготовки японских разведчиков. В данном случае руководство подрывной работой на японо-лингвистическом фронте должно перейти в центре в руки Мацокина» [128] Донской В.К. Разгром Восточного факультета ДВГУ//Вестник ДВО РАН. № 1. 1996. С. 108. ®. Неизвестно, принял предложение кафедры Юркевич или нет, но в Москву он поехал.

Современный читатель должен со всей ясностью понимать, что, какую бы сторону ни занял кто-либо из японоведов, участь всех их была предрешена. В августе 1937 года в 16-м номере партийного журнала «Большевик» появилась статья некоего К. Винокурова «Некоторые методы вражеской работы в печати и наши задачи». Значительная часть ее была посвящена злосчастному учебнику, который автор статьи прямо назвал «орудием шпионажа» [129] Приложение 8. . В начале сентября началось «обсуждение» статьи в японоведческих вузах, а 20 сентября был подписан уже хорошо знакомый нам приказ НКВД № 00593 «О харбинцах». Круг замкнулся.

Возможно, Трофим Юркевич в 1937 году приехал в Москву в тщетной надежде ускользнуть от травли японоведов, начавшейся во Владивостоке. Устроиться на работу он не успел. В его анкете в соответствующей графе стоит запись «около года без определенных занятий».

21 марта 1938 года замнаркома внутренних дел СССР Заковский санкционировал арест Юркевича, «полностью изобличенного в том, что, проживая в СССР, тот занимается шпионской деятельностью в пользу Японии» [130] Следственное дело НКВД № П50737 на Юркевича Т.С. (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1.Л.З) . В справке на арест причины оного были раскрыты более подробно и в то же время противоречиво: «Юркевич учился примерно около 3-х лет в православной духовной миссии в Токио, затем учился в Иркутской духовной семинарии, в 1916 году учился в военном кавалерийском училище. Во время интервенции работал в Японском главном штабе во Владивостоке.

В Москве квартиру Юркевич посещает бывший Секретарь Японского посольства. Юркевич враждебно-настроен (так в документе. — А.К.) по отношению к Сов. власти, высказывает мысль о том, что убийство т. Кирова было совершено на почве ревности, так как жена убийцы работала секретарем Кирова.

Юркевич ведет подозрительный образ жизни, квартира его часто посещается неизвестными лицами. Юркевич подозревается в японском шпионаже.

На основании изложенного и приказа НКВД СССР за № 00593 от 20/09—37 г. Юркевич подлежит аресту» [131] Там же. Л. 1. . Подписали справку капитан госбезопасности Сорокин и старший лейтенант Вольфсон.

Снова складывается впечатление, что чекисты арестовывали не на основании каких-то доказательств, хотя во всех постановлениях писали стандартное «полностью изобличен», а руководствуясь совокупностью директив, подозрений, несоответствием обвиняемого общепринятым классовым показателям, доносами. Собственно, так оно и было: я проштудировал все следственное дело Трофима Юркевича от первого слова до последнего, но, кроме упоминания в «Справке об аресте», не нашел больше ни одного упоминания об убийстве Кирова. Скептические высказывания Юркевича по этому поводу стали известны явно от кого-то из его ближнего окружения, а биография получена из «учетных органов». Первый протокол допроса датирован 25 марта. К тому времени большинство «фигурантов» его дела: Василий Ощепков, Владимир Плешаков, Николай Мацокин, Петр Гущо, Григорий Горбпггейн, Николай Овидиев, Тэруко Бирич (возможно), Константин Феклин и Константин Харн-ский—были арестованы и почти все уже расстреляны. Причем об их судьбе Трофим Степанович знал довольно точно.