Михаил Толочко - Военные разведчики XX века

Январь 1946 — март 1952 годов.

Обвинения в сообщении противнику имен руководящих работников Генерального штаба возникли на первых же допросах. Фамилия начальника ГРУ генерал-майора Панфилова была указана в служебном удостоверении, отобранном у Самохина, остальные имена, как выяснилось, назывались немцами для подтверждения имеющихся у них сведений. Попытка подставить себя под вербовку с целью возвратиться на Родину расценивалась уже как работа в немецкой разведке. Против Александра Самохина было выдвинуто обвинение в измене Родине по статье 58-1 «б» Уголовного кодекса РСФСР, санкция которой предусматривала смертную казнь.

Генерала Самохина вначале содержали во Внутренней тюрьме на Лубянке, потом перевели в Лефортовскую тюрьму, затем — в страшную Сухановскую тюрьму МГБ СССР и снрва на Лубянку.

Каждый вечер Самохина выводили из камеры на ночные допросы, заканчивавшиеся на рассвете. И каждый раз следователь заносил в протокол фразу: «Работу в германской разведке отрицает».

1 июня 1946 года Александр Самохин отправил Сталину письмо. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца», — писал человек, прошедший трех летний ад фашистских лагерей и попавший в ад тюрем сталинских. 6 июня 1947 года к председателю Президиума Верховного Совета СССР Николаю Швернику обратился с письмом сын генерала Самохина — лейтенант Игорь Самохин. Он сообщил, что его мать — жена Александра Георгиевича — попала в психиатрическую лечебницу, что имущество семьи находится у разных людей. Игорь Самохин просил известить его о судьбе отца и помочь в устройстве больной матери.

Но ни к Сталину, ни к Швернику письма не попали. Впрочем, если бы и попали, никаких изменений в судьбе генерала Самохина не произошло бы. Давать какую-либо информацию о таких людях, «бывших военнослужащих Красной Армии», строго запрещалось даже родителям, детям и женам.

14 ноября 1948 года Александр Георгиевич попросил оказать ему материальную помощь для приобретения рекомендованных тюремной санчастью витаминов и рыбьего жира, поскольку связи с семьей нет и помощи ждать неоткуда. Такие просьбы поступали и в последующие годы, но результат был один — их аккуратно подшивали в следственное дело, по существу ничего не решая.

И только 16 февраля 1952 года заместитель министра госбезопасности СССР полковник Рюмин утвердил заключение по обвинению Александра Самохина в том, что он «изъявил желание сотрудничать с фашисткой разведкой и на допросе сообщил конкретные данные о руководящих сотрудниках Генерального штаба Красной Армии». 25 марта того же года состоялось заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР, на котором Самохин был приговорен к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Накануне тюремная санчасть дала справку — «годен к физическому труду средней тяжести», что означало: 50-летний генерал едва передвигал ноги от приобретенных в плену и в тюрьме болезней.

Но на судебном заседании Александр Георгиевич держался твердо, заявив: «Я сделал опрометчивый шаг и попытался подставить себя под вербовку. В этом моя вина, но я сделал это с целью вырваться из плена и избежать выдачи врагу каких-либо сведений. Я виновен, но не в измене Родине. В руки врага я ничего не дал, и совесть у меня чиста…»

Смерть Сталина спасла Самохина. 28 июля 1953 года решением Военной коллегии Верховного Суда приговор был отменен, а дело прекращено производством. Но служить в армии генерал-майору больше не довелось — по состоянию здоровья он был уволен в отставку.

Наблюдательные поклонники Штирлица с недоумением отмечали, что рядом с неотразимым советским суперменом никогда не было женщин.

Появилась, вроде бы, симпатичная радистка, и даже беременная, но тут же выяснилось, что к этому ее состоянию полковник Исаев никакого касательства не имел, ибо сохранял с нею строго служебные отношения.

Возникшее было нехорошее подозрение, что Штирлиц принадлежал к тем, кому женщины вовсе не нужны, частично рассеяла замечательная сцена его встречи с женой «вприглядку» — за разными столиками немецкой пивной. Пять минут посмотрел он издали на жену — и снова годы полного одиночества.

— Как же так? — недоумевали граждане. — Живой ведь все-таки человек!

А дело в том, что живого Штирлица в природе не существовало. Его придумал Юлиан Семенов, и притом — строго в рамках дозволенного тогда советскому человеку. Настоящие же, живые, Штирлицы с санкции Центра, а то и по собственной инициативе, за эти рамки выходили и, наверное, все еще выходят.

Дело было задолго до войны, в Цюрихе. На эту влюбленную пару в фешенебельном ресторане у озера все сразу обратили внимание. Она была жгучей брюнеткой в роскошном вечернем платье с весьма рискованным декольте и явно старше своего партнера, но все еще очень хороша. Он — высокий стройный красавец в безукоризненно сидевшем фраке — словно с рекламы голливудского фильма.

Метрдотель в знак особого уважения лично проводил их на террасу к лучшему столику, с прекрасным видом на озеро, где тихо скользили величественные белые лебеди.

Окружающие любовались страстным танцем этой пары. Потом, уже сидя за столиком, дама, грациозно склонив голову на плечо молодого человека, что-то томно шептала ему на ухо. А он с нежной улыбкой отвечал ей тем же любовным шепотом. И никто из наблюдавших за ними, не поверил бы своим ушам, если б слышал, как она говорила ему: «Если вы, дорогой, меня предадите, то будете убиты, как только высунете нос из Швейцарии!» — А он, улыбаясь еще слаще, шептал ей в ответ: «А если вы, милая, предадите меня, то будете убиты уже здесь, в Цюрихе, вот на этой веранде, над синей водой с белыми лебедями!»

И услышав это, еще более удивительно было бы узнать, что молодые люди действительно — любовники. А объяснялось все это тем, что свело их в одну постель не столько влечения сердец (хотя с ее стороны поначалу было именно так), сколько верность служебному долгу. Оба были агентами разных секретных служб. Она — румынской и некоторых других, заинтересованных в секретных материалах, которые эта дама как курьер возила из Бухареста в Париж и обратно.

Он, в первый же вечер привлекший ее внимание своей незаурядной внешностью и манерами развязнонаглого американского плейбоя, быстро признался в том, что раньше был гангстером, а теперь работает на японскую разведку. Помимо искреннего удовольствия от интимного общения с прекрасной румынкой, молодого красавца интересовали не только вверенные ей секретные документы, но и ее огромные связи, позволявшие ему войти в круг крайне нужных для работы высокопоставленных лиц.