Андрей Окулов - В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война

В августе 1991 года, во время путча, Роберт встретился со своим бывшим противником. Они сидели на квартире у дочери Карповича, пили водку и спорили — кого из них первым арестуют, если путчисты победят?!

Другие подставные «контакты» действовали более успешно: двое из моих «орлов» были на квартире у тех, кто выдавал себя за оппозиционеров. Это были двое друзей, попросившие установить контакт с организацией одного из своих знакомых, выехавшего на Запад.

Скорее всего, они были завербованы КГБ заранее. К счастью, моих не захватили. Захват пришелся на «орла» из Бельгии: его показали но советскому телевидению и выслали из страны. Таким образом КГБ удавалось оттянуть на себя часть средств и времени НТС, но благодаря «молекулярной теории» они не могли получить ни других «контактов», ни серьезной информации о действиях и планах нашей организации.

Некоторые «контакты» не были политическими. Мне приходилось посылать людей к сестре покойного Юрия Галанскова, члена НТС, погибшего в лагере в 1972 году. Ей НТС посылал вещи и денежную помощь. Даже через пятнадцать лет после смерти брата…

Среди «контактов» были те, кто вступил в организацию и по мере сил выполнял ее поручения. Были те, кто интересовался литературой из-за рубежа, но о какой-то активной деятельности даже не помышлял. Некоторые из них успели умереть естественной смертью и завещать свой «контакт» кому-нибудь из родственников или знакомых. Как-то раз Роберт рассказал мне об одном письме, полученном на наш почтовый ящик в Европе.

«Недавно умерла моя бабка. Я полез в ее сундук и нашел вашу листовку, сброшенную с воздушного шара в пятидесятых годах. Там был этот контактный адрес. Вот на него я и пишу, надеясь, что письмо дойдет…»

«Контактов» было больше, чем «Закрытый сектор» мог обслужить. Но проследить истинную эффективность каждого из них из-за рубежа не представлялось возможным.

На одном из семинаров Юрий Борисович Брюно, долгие годы проработавший в «Закрытом секторе», зачитал, сколько наших «орлов» было у каждого из известных диссидентов. Десятки. Мне запомнилось, что к Александру Гинзбургу ездило 30 человек. Конечно, нельзя сказать, что диссидентское движение было создано НТС. Но наша организация оказала ему огромную поддержку. Без НТС о многих диссидентах на Западе вообще бы не узнали. Так же как не узнали бы в Чили про существование Владимира Буковского.

Конечно, «орлы» делали ошибки, а часто по собственной инициативе шли на нарушение инструкций. Ведь они не были кадровыми разведчиками и знали, что им за это ничего не будет.

Дрейк во время своей поездки познакомился в Питере с фарцовщиком, которому продал свои джинсы, и неплохо погулял на вырученные деньги. Ведь для бедного студента это было искушение: официальный обменный курс рубля к фунту был просто грабительским. «Контакт» он передал своему брату, Карпентеру. Тот прекрасно знал, что этого делать нельзя, но не смог устоять. К тому же он влез в драку с одним из членов собственной туристической группы: англичанин напился русской водки и гонялся за соотечественником но этажу гостиницы, приняв его за «красного черта»! У нас принято напиваться до «зеленых чертиков», но англичане и здесь отличаются от остальной Европы.

Карпентер выполнил задание: сбросил письма в почтовые ящики и сфотографировал подход к дому одного из «контактов». Но пленку… потерял! Я честно доложил об этом во Франкфурт. Скандал: ведь если пленка попадет к противнику, «контакт» будет засвечен. Через некоторое время Карпентер нашел злосчастную пленку… в другом чемодане! Вздох облегчения. А сам Карпентер еще и говорит: мол, не разглашай мои проколы, плохо повлияет на мою карьеру в Консервативной партии.

Подруга Карпентера ездила с помощью к сестре Галанскова. Нужно было передать три тысячи рублей. Ее предупреждали, что ночью в гостиничный номер могут звонить по телефону неизвестные, чтобы проверить — говорит человек по-русски или нет. Па доме «контакта» номер оказался закрашенным — шел ремонт. Она не догадалась вычислить номера домов до и после искомого здания: растерялась. Вернулась в гостиницу. Ночью — телефонный звонок. Незнакомый голос что-то говорит по-русски. Девица запаниковала: вытащила из тайника деньги, порвала их на мелкие кусочки и спустила в унитаз. Вернулась в Англию и честно доложила о содеянном.

Агент Лермонт был шотландец, за это и получил свою кличку. Я вспомнил, что Лермонтов был шотландского происхождения. Он был из аристократической семьи, отчего считал, что инструкции писаны не для него. Первым делом один из пакетов писем с листовками в самолете выпал у него прямо на пол. Он засунул его в кармашек кресла, так как машина уже приземлялась в Москве. Остальные письма благополучно сбросил. Вторую половину задания выполнил. Но возле гостиницы познакомился с фарцовщиком. Тот пригласил его домой и предложил бартерную сделку: английский костюм в обмен на полную форму советского полковника! Соблазн был слишком велик.

Я стоял возле станции метро и поджидал Лермонта, когда тот появился в полковничьей форме: я не знал, плакать мне или смеяться! Оказывается, он надел ее еще в самолете, надеясь шокировать британских таможенников. По те лишь хладнокровно проверили его британский паспорт: подданные Ее Величества имеют право носить все, что им вздумается. Даже форму советского полковника.

Они честно рассказывали мне обо всех допущенных нарушениях. Я честно описывал все это в своих отчетах.

Вот это и было моей ошибкой.

В тот день я приехал в Майнц и направился в штаб. Алекс к тому времени уже работал здесь — участок «Озеро» был моим полноценным владением. Алекс резко начал говорить о том, что я плохо готовлю «орлов» — они нарушают инструкции! Я возразил, что его «орлы» так же нарушали инструкции, как и мои. Что провалов не было, что у нас не разведшкола, что я не мшу проконтролировать соблюдение «орлами» всех инструкций.

Потом все те же обвинения повторила Бригитта. Она сказала, что Участковый должен установить с «орлом» «внутренний контакт». На вопрос, как она себе это представляет, ответить не смогла.

Все это начинало мне не нравиться. Недопонимания и трения с «эмигрантскими детьми» были и ранее, но это было уже слишком.

Но в единственном настоящем провале меня никто никогда не обвинял.

Это было в 1985 году. «Орел» был из города Брэдфорд, славный парень, который отправлялся в СССР на поезде, за свой счет. Через друзей-консерваторов я вышел с ним на связь, он согласился взять с собой несколько писем в советских конвертах и бросить их в почтовый ящик на советской территории. Операция обещала быть несложной. Конверта было четыре, но адресованы они были трем «контактам». Более значительный объем литературы в такое долгое путешествие брать было рискованно. Вторая часть задания была гуманитарной — передать вещи сестре Галанскова.