Мартин Аростегай - Рыцари сумерек: Тайны спецслужб мира

Когда вьетконговцы входили в деревню, Петерсен не препятствовал им. «Видя поселение неукрепленным и лишенным гарнизона, противник может сосредоточить там значительные силы. Эти вояки непременно совершат какое-нибудь бессмысленное злодейство, например, застрелят деревенского старосту и отрежут груди его жене и тем самым только увеличат число своих противников. Но рано или поздно вьетконговцы решат двинуться дальше — и вот тут-то они в наших руках». Конечно же, поблизости в засаде обязательно будет сидеть американский патруль. Когда необходимо было отбить у вьетнамцев деревню, Петерсен устанавливал за ней наблюдение. Выяснив, что сопротивление не будет особенно мощным, он окружал деревню силами восьмидесяти—ста человек, разделенных в группы по три. Когда коммандос подкрадывались почти вплотную, открывался огонь, причем наиболее ожесточенный обстрел велся на дальнем конце лагеря. «Люди выскочили из собственноручно вырытых траншей и, сломя голову, помчались прочь, попадая в нашу засаду. Ответив выстрелом на выстрел, я увидел вьетнамца, который корчился в кустах с тяжелой раной. Он больше не представлял опасности. Я только взял его автомат и пошел прочь. За моей спиной раздался выстрел. Это командир моей учебной группы, сам вьетнамец, Ибай, добил раненого».

«Итак, я наконец оставил рисовое вино во время моего «посвящения» в «монтаньяры», — рассказывал Петерсен много лет спустя, когда мы пили с ним в банкогском баре «Мадрид», находившимся в самом злачном квартале, где любили бывать бывшие ветераны. Капитан полюбил Индокитай, как и некоторые другие, оставшиеся тут после войны. Может быть, он слишком близко принял к сердцу слова генерала Ярборо: «...некоторое время вам надо мириться с проникновением противника внутрь своей зоны, а потом применить радиотерапию. Да, все это медленно, неприятно, болезненно, и это вовсе не означает, что вы скоро выздоровеете...» Пока капитан Петерсен, по собственному желанию, несколько лет жил среди «монтаньяров», состав американской «Команды А» менялся каждый год, живя в помещениях раздельно от аборигенов. Однажды, зайдя в казарму, Петерсен увидел приколотый к стенке разворот из журнала «Плейбой», с потрясающей обнаженной девицей. Все ее тело аккуратно было рассечено на 365 квадратиков по числу дней в году, и каждый день один такой квадратик закрашивался изнемогающими солдатами... Естественно, последний по номеру квадратик приходился на самое пикантное местечко девицы.

«Так вы говорите, вам нужны добровольцы для особо крутого дела, сэр? Ну так вот они, с пылу с жару, готовы ехать! А, что скажите, друганы?» — так говорил капитан австралийской САС Стенли Краснов, детина под два метра ростом и за сто килограммов весом, беседуя с Бо Гритцем. Получив чин майора после своей операции с «черным ящиком», Гритц теперь был занят организацией подвижных подрывных групп (ППГ), в которые входили его камбоджийцы, «зеленые береты», рейнджеры и группы по пять человек «Команды А» из австралийской САС, возглавляемые Красновым, сыном русского казака, эмигрировавшего в Австралию после большевистской революции. Когда австралийский офицер спросил Гритца, какие у людей шансы вернуться с задания живыми, Гритц честно ответил: «Пятьдесят на пятьдесят»...

«Австралийцы добавили нам юмора и жизненной энергии», — говорит Бо Гритц. Он вспоминает своего старшего сержанта — австралийца Сонни Эдварса, «прикольщика высшего класса», тот, здороваясь со всеми старшими офицерами, говорил исключительно «пю маон», что в переводе с французского означает что-то типа «поцелуй меня в задницу». И как-то раз Гритцу пришлось выкручиваться и объяснять знавшему французский взбешенному генералу, что это самое «пю маон» по-камбоджийски значит «приветствую свободу и труд во благо демократии».

Вскоре Гритц и Эдварс оказались в одной связке, участвуя в операции спасения офицера ЦРУ, попавшего в плен к северовьетнамцам, а потом — в операциях в Камбодже. Как-то раз, попав в одно укрытие, они «лежали бок о бок, нога к ноге, целясь в пулеметчика, который шпарил прямо поверх наших голов. Я застрелил первого в колонне, а Эдвардс снял хвост, оставляя идущих в середине офицеров противника для захвата в плен живыми».

У ППГ не было постоянных баз, и Гритц называл их «военными цыганами», поскольку они на своих вертолетах то и дело перебрасывались с места на место, словно самые настоящие кочевники.

Однажды на воздушной базе Бьен Хуа эти парни, напившись до одури и возбудившись от стриптиза, показанного ногастыми австралийскими девицами, смели к чертовой матери ворота. После чего вломились на торжественный ужин в честь премьера Южновьетнамского правительства маршала авиации Нгуен Као Ки.

В ходе последовавшей потасовки, военным полицейским, пытавшимся усмирить разбушевавшихся австралийцев, крепко досталось. Громила Эдвардс сломал себе ногу, атакуя джип, в котором перепуганные полицейские пытались спастись от избиения. «Если бы проклятые вьетконговцы почаще приходили в бары драться с нашими австралийскими парнями, мы бы их всех скоренько одолели», — заметил по поводу этого инцидента Гритц. Взбешенный генерал на следующий же день велел Гритцу «катиться к себе в джунгли, где таким только и место».

В ноябре 1968 года в Новый год по восточному лунному календарю Гритц и Краснов пробивались с боем по узким улочкам Сайгона. Документы, которые они несколько месяцев назад в ходе своего диверсионно-разведывательного рейда обнаружили у убитых вьетнамцев, свидетельствовали о растущей мобилизации сил коммунистического Вьетнама, что и выразилось в массовой кампании сопротивления в разных городах Южного Вьетнама. В самом Сайгоне оказалось в осаде даже американское посольство. Коммандос получили приказ очистить от коммунистов китайский квартал Сайгона — Чон Лон. Однако группа Гритца была остановлена плотным огнем из пулеметных гнезд северовьетнамцев.

«Поручите это мне, майор!» Услышав это, Гритц обернулся к Ким Джейн. Верхние пуговицы на ее камуфляжном костюме оставались расстегнутыми, и когда она наклонилась к нему, ее прелестный бюст предстал перед Гритцем. Это была, можно сказать, величественная панорама, которая способна была привлечь к себе внимание мужчины не меньше, чем перекрестный пулеметный огонь над головой.

Ким была стриптизершей — наполовину француженкой, наполовину вьетнамкой, — Гритц повстречал ее во время отдыха на приморским курорте Вунг Тао, где она помогла майору в некоторых вопросах за счет своего влияния на местные авторитеты. Ким Джейн взяли в подразделение в качестве «санитарки». Сейчас Гритц вспомнил первую ночь с ней. Он лежал в своей палатке, оба его товарища давно уснули, и вдруг его рука автоматическим движением метнулась под подушку, где всегда на случай непредвиденных обстоятельств лежали 9-миллиметровый пистолет и десантный нож. «Я почувствовал нечто вроде вползания змеи под полог, схватил это нечто и обнаружил изящную женскую ручку». Затем он разглядел смазливое личико Ким в ореоле рыжих волос и ощутил ее влажный шепот на своем лице: «Не надо так давить, майор, я только хочу любви...» Он думал о ее ароматных ванных, о том, как она свешивала свои длинные ноги из кабины вертолета на высадке, когда он брал ее на рейды... Или о том, как она застрелила своего прежнего любовника-американца, который ее ограбил, о ее снайперских талантах, с успехом проявленных на стрельбище. Теперь она вызывалась уничтожить пулеметное гнездо вьетнамцев тем способом, который был доступен только ей.