Мартин Аростегай - Рыцари сумерек: Тайны спецслужб мира

«Я вытащил свой пистолет, подошел к одной кровати, приподнял москитную сетку и застрелили двух парней прямо в голову. Галлахер, стоя рядом, добавил из своей М-16. Вьетконговец, спрыгнувший с соседней кровати, попытался меня толкнуть, но я ударил его в лицо прежде, чем он успел схватить оружие, а потом застрелил его. Заметив фигурку голой девушки, пытающейся выбраться в окно, я попытался схватить ее, но тут грянул взрыв, который на некоторое время затуманил мое сознание. Очевидно, рванула граната. Когда я пришел я себя, то увидел Галлахера, у которого весь правый бок был изорван осколками. Я пошел к нему на помощь, но в следующую же секунду оказался вдруг по грудь в воде».

Йоу провалился в пробоину, которая образовалась в полу от взрыва гранаты, и очутился в болотистой ниже мелкой лагуны.

Когда он попытался выкарабкаться, «вокруг уже вовсю затрещали выстрелы». К нему на помощь подошел один из коммандос. «Я не могу двинуться! — крикнул Йоу. — Сам не знаю, почему...» Когда товарищ попытался вытащить его, Йоу ощутил сильную боль в правой руке. «Осколки гранаты пробили руку и лодыжку левой ноги».

«Мне сделали инъекцию морфина, чтобы сбить болевой шок, и я назначил Галлахера, который был ранен не очень тяжело и мог двигаться, командовать патрулем. Радисту велели вызывать вертолет для эвакуации. Другой отряд «морских львов», который действовал отдельно от нас, залег на дальнем конце деревни, прикрывая наш отход огнем. Трое из нас были ранены, но надо было рвать когти, потому что до рассвета оставался только час. Боль в левой ноге была просто невообразимой, но мне пришлось кое-как ковылять к месту эвакуации, используя винтовку в качестве костыля. Проводник провел нас сквозь лес на открытую рисовую плантацию. Там мы всунулись в первую попавшуюся крестьянскую лачугу, там оказалось пятеро вьетнамцев, но у нас совсем не было настроения задавать им вежливые вопросы. Предположив, что все они — партизаны, мы для простоты пристрелили их». Йоу, еще один раненый коммандос и радист разместились в лачуге прямо посреди мертвых тел. «Остальные пятеро, в том числе и «чухой» с винтовкой М-16, из которой он теперь стрелял так же яростно, как и мы все, заняли круговую оборону у хижины». Преследователи уже показались на опушке джунглей. Пулеметчик хладнокровно заправил в свой «стоунер» последнюю ленту с патронами, когда в воздухе раздался грохот бортового пулемета с вертолета «Морской волк» флота США.

Йоу потерял много крови, состояние его ухудшилось. Ему казалось, что он замерзает, и он уже не мог сосредоточиться настолько, чтобы стрелять из винтовки. «Все мои усилия были направлены на то, чтобы оставаться в сознании».

Радист держал на связи вертолет, однако пилоты, напуганные плотным огнем вьетнамцев, боялись приземлиться. «Черт вас дери! — орал Йоу в рацию. — Если вы не заберете наших ребят, то не вьетнамцы вас прихлопнут, а мы сами вас раздолбаем! Слышите, дерьмецы?» Через несколько минут на рисовое поле опустился вертолет, на борту которого безостановочно трещал пулемет М-60, посылавший длинные очереди в сторону наступающей цепи вьетнамцев. «Уже светало, когда меня наконец подняли на борт, и мы забились в кабину, а вокруг гремела стрельба. Перегруженный вертолет никак не хотел взлететь. Но, покачавшись, попукав и почихав, все-таки поднялся в воздух».

Я был еще в сознании, когда меня доставили в полевой госпиталь, но вот когда с меня стащили ботинок и под ним обнаружилось кровавое месиво на месте ступни, тут уж меня сморило».

В течение своего шестимесячного пребывания во Вьетнаме Йоу взял в плен пять вьетконговцев, добрая половина которых были вожаками-командирами. Как и другие офицеры спецсил, он вынужден был осознавать, что такую войну невозможно выиграть, если не выдрать с корнем коммунистические элементы в соседней Камбодже, откуда постоянно пополнялись боеприпасы армий Северного Вьетнаме и южновьетнамских партизан, с которыми он дрался в дельте Меконга. «Мы истребляли целую орду, и на смену приходила новая. Как только мы забирали всех сельских вожаков, их попросту заменяли северовьетнамскими военными».

А дома, в Америке, толпы антивоенных манифестантов скандировали: «Мир сейчас!» и «В ад мы не пойдем!» Журналисты вроде Дэна Разера сделали себе имя на развенчивании военных действий армии США. Джейн Фонда предпочла сниматься в групповой сцене с Хо Ши Мином вместо Джона Уэйна и отправилась в Ханой.

А вот Йоу мало похож на клишированный образ ущербного вьетнамского ветерана, мучающегося виной и жалостью к себе, потому что для него «Вьетнам был классовой забавой. Для нас это было самое подходящее место». И Йоу верит, что говорит от имени большинства своих товарищей, когда утверждает: «Если бы война продлилась еще хоть сто лет, «морские львы» были бы только счастливы до чертиков...»

В телескопический прицел своей винтовки снайпер номер один из группы захвата национальной жандармерии (GIGN) мог ясно видеть перекрестье рисок на лбу террориста, прикорнувшего на заднем сиденьи захваченного школьного автобуса.

Снайпер номер два водил свой прицел за вторым автоматчиком из Фронта Освобождения Берега Сомали — ФОБС (FLCS), который прохаживался туда-сюда, поглядывая на двадцать восемь захваченных в заложники французских детишек — от восьми до двенадцати лет. Снайпер номер три держал на мушке третьего террориста, расположившегося рядом с водительским сиденьем, а снайпер номер четыре без труда мог выпустить несколько зарядов в последнего террориста, стоящего рядом с автобусом.

«Первый...» «Второй...» «Третий...» «Четвертый...», — каждый снайпер назвал свой номер в подтверждение готовности к стрельбе по мишеням в восьмидесяти трех метрах от них. Они ожидали сигнала от своего лейтенанта, Кристиана Пруто, двадцативосьмилетнего командира и основателя французского антитеррористического подразделения. Шел февраль 1976 года. Служба Пруто (GIGN) была задействована в одной из первых своих операций, в высшей степени ответственной.

Взамен освобождения детей, школьного учителя и водителя автобуса террористы из ФОБС требовали немедленного вывода французских войск из Джибути, французской колонии на Африканском Роге, где и разыгралась эта жестокая драма. Отнестись к подобному требованию террористов хотя бы с чисто официальным вниманием было бы невозможным унижением для французского правительства, но, с другой стороны, гибель детей тоже представляла собой недопустимый, ужасный исход. Массовое убийство заложников стало настоящим кошмаром для правительств разных стран со времени гибели пленников во время Олимпиады 1972 года в Мюнхене.