Джон Лаймонд Харт - Русские агенты ЦРУ

Он производил впечатление вечного примерного студента, прилежно готовящего все задания, хотя и не слишком интересующегося их содержанием. Это качество, возможно, способствовало его позднейшему назначению секретарем партийной организации одного из подразделений посольства в Вене, в котором Петр служил. В числе важных задач этой привилегированной должности — было следить за чистотой идеологических настроений своих коллег. Вряд ли Попов исполнял свои партийные обязанности слишком уж рьяно, это, вероятно, вполне устраивало его сослуживцев, многие из которых были не более политически активны, чем он сам. Конформизм настолько укоренился в нем, что, должно быть, даже партийные собрания, на которых председательствовал Попов, проходили бесцветно и формально.

Недостаток уверенности в себе и неизменная вежливость накладывали отпечаток даже на отношения Петра с американскими кураторами. Никогда не заискивая перед ними, он тем не менее был предупредителен почти до угодливости, спрашивая позволения даже перед тем, как причесать волосы. Несмотря на это, внешний вид, речь и манеры поведения Попова производили настолько обманчивое впечатление, что по прибытии его в Вену, начальство, должно быть, увидело перед собой образцового советского офицера. Послужной список Петра выглядел внушительно. Он имел боевое ранение, окончил две престижных военных академии, дослужился до звания майора, к тому же являлся не просто членом партии, но и был секретарем партийной организации. Всегда аккуратный, с военной выправкой, Попов обладал прекрасным почерком, был отличным стрелком и никогда не был замечен в пьянстве. Поскольку в описываемый период в ГРУ имелся большой дефицит высшего командного состава, его перспективы на продвижение по службе казались весьма высокими. И действительно, вскоре Петр был произведен в звание подполковника. Что же случилось с ним потом?

Одним из возможных ключей к решению этой загадки являются результаты проведенного ЦРУ стандартного психологического теста, выявившего его ярко выраженный эгоцентризм. Выражаясь более простыми словами, даже те немногие люди, которых он любил, являлись в его жизни чем-то вторичным. Главная же проблема заключалась в том, что, очутившись в Вене, Попов вышел за рамки ограничений, определявших всю его жизнь в Советском Союзе. Более того, его новые обязанности как офицера разведки, подразумевающие определенную степень неподконтрольности, предоставляли ему свободу действий, доступную очень немногим советским людям — гражданским или военным. Воспользовавшись в полной мере этими неожиданно открывшимися перед ним возможностями, он пустился во все тяжкие.

Петр быстро и легко принял это освобождение — общих интересов со своими сослуживцами у него было мало. Почти все они были ранее городскими жителями, следовательно, гораздо образованней и культурней него. В компании людей, находящихся по уровню развития выше него, Попов чувствовал себя весьма неловко и, как позднее признавался своим кураторам, любил общаться с теми, кто смотрит на него снизу вверх, например, с жителями родной деревни во время периодических выездов на родину. От сослуживцев Петра ждать подобного восторженного уважения, разумеется, не приходилось. Скорее, наоборот.

С началом Второй мировой войны в Красной армии почти полностью вернулись к кастовым порядкам царского времени, вплоть до погон в качестве знаков различия, многочисленных орденов и медалей и тщательно продуманной военной униформы. Вместе с тем требования, предъявляемые к военнослужащим как идеалу нового человека, стали едва ли не более строгими, чем в самой партии. «Требования к дисциплине в офицерском корпусе весьма суровы, — отмечал один источник. — Не одернувший подчиненного за неверно отданное приветствие может быть подвергнут наказанию. Однако на отдание чести [младшим по званию] можно ответить пренебрежительным взглядом, а то и вообще не ответить. Приказы отдаются подчеркнуто грубо. Во время совещаний без разрешения может говорить лишь старший по званию» {18} 18 Ely L. В. «The Officer Corps» in The Red Army, ed. B. H. L. Hart. New York: Harcout, 1956. P. 397–398. .

В этом строго отобранном и соответствующим образом обработанном элитарном обществе совершенно отсутствовала доброжелательная фамильярность в свободное от службы время, принятая в офицерских кругах некоторых других армий. Крестьянскому парню вроде Попова найти для себя приятное для общения место становилось все труднее. В качестве компенсации за недостаток внимания со стороны сослуживцев он завел себе Мили.

Милица Коханек была ни на что не претендующей беженкой из югославской республики Сербия. С ней Попов проводил большую часть своего свободного времени, может быть и часть служебного. Как оказалось, обретение подруги явилось поворотным пунктом в его жизни, хотя Мили так никогда не узнала (и пришла бы в ужас, если бы узнала), что стала причиной обращения Попова за помощью к ЦРУ.

Еще до своей связи с Мили Петр жил далеко не по средствам, а их неоформленное, официально блаженство лишь усугубило его финансовые трудности. Согласно информации одного из его кураторов, в конце концов Попову пришлось воспользоваться резервными фондами ГРУ. Однако возлагать вину за все его затруднения на любовницу было бы неверно. Основная проблема заключалась в том, что, столкнувшись впервые в жизни со всеми искушениями столь космополитичного города как Вена, он не смог перед ними устоять.

Приходилось срочно искать какой-то выход, а что могло быть для Попова более естественным, чем обращение к американцам, символизирующим в послевоенной Австрии богатство? Почему же тогда не обратиться к первому попавшемуся на улице американскому офицеру? Правда, работающие в Вене сотрудники советской военной разведки были предупреждены своим начальством о необходимости опасаться американцев, использовавших свои дьявольские доллары для подкупа иностранцев. Однако для Попова эта возможность не несла в себе никакой угрозы, напротив, именно ее он и искал.

Хорошая работа Попова в качестве агента ЦРУ объясняется тем, что наше обращение с ним и методы руководства коренным образом отличались от того, к чему он привык, ежедневно имея дело со своими советскими начальниками. Последние заранее предполагали, что после окончания Военно-дипломатической академии Петр просто обязан хорошо знать свое дело. Им даже не приходило в голову, что, обладая хорошей памятью и способностью членораздельно повторять фразы, заученные за время учебы в академии, он имел весьма смутное представление о том, как применять эти знания на практике. Таким образом, какие бы приказы ему ни отдавали, эффекта не было.