Дмитрий Лелюшенко - Битва за Берлин. Сборник воспоминаний

Мне запомнились и понравились действия Рязанова во время форсирования Днепра на 2-м Украинском фронте. Это было в районе Переволоки, там, где когда-то переправлялся через Днепр бежавший после Полтавской битвы Карл XII. Здесь, спустя двести тридцать лет, переправлялись и мы. Для переправы место было удобное, и все же обстановка сложилась трудная.

7-я гвардейская армия под командованием генерал-полковника Михаила Степановича Шумилова переправилась на ту сторону и зацепилась за берег, но, фигурально выражаясь, голова и туловище у армии были уже на берегу, а ноги оставались в воде.

Гитлеровцы яростно старались столкнуть Шумилова с этого маленького плацдарма. В один из дней положение настолько обострилось, что он позвонил мне и сказал: «Дальше держаться, очевидно, не смогу. Прошу разрешения уйти с плацдарма». Тогда я сам вылетел в этот район на У-2 и добрался до командного пункта Шумилова. Находился он буквально у самой воды, прямо напротив плацдарма.

Здесь же, на наблюдательном пункте, присутствовали два командира авиационных корпусов: штурмового – Рязанов и истребительного – Подгорный.

Неприятельская авиация непрерывно и ожесточенно била и по плацдарму, и по наблюдательному пункту Шумилова, и по переправам, и по тылам. Положение действительно сложилось крайне трудное, хотя Шумилов в обороне был мастер: если зацепился – значит, все, не уйдет. (Кстати, чтобы не получилось одностороннего мнения, Шумилов такой же мастер и в наступлении) Но уже одно то, что он запросил разрешения уйти с плацдарма, свидетельствовало: жали на него очень крепко.

Немецкие самолеты шли волна за волной, притом летали почти безнаказанно. А наши истребители вели себя довольно пассивно, да и было их слишком мало. Я поначалу сказал пару нелестных слов командиру истребительного корпуса, но дело от этого не улучшилось. А если и улучшилось, то в слишком малой степени.

Через некоторое время прилетела большая группа «фокке-вульфов» и начала бесчинствовать над переправой, расстреливая все живое. Как раз в этот момент штурмовики, отбомбившись по немецким танкам, возвращались на свой аэродром. Рязанов находился рядом со мной. Я не выдержал и сказал ему

– Рязанов! Нельзя допустить, чтобы «фокке-вульфы» господствовали над полем боя. Поверните своих штурмовиков. Разгоните их!

И Рязанов, не колеблясь, отдал приказание своим штурмовикам. Этот маневр для врага был полон неожиданности. Штурмовики всей девяткой вступили в бой, сбили не то три, не то четыре «фокке-вульфа», а остальных разогнали.

А через час-другой и Подгорный навел порядок у себя в корпусе, его истребители исправнее, чем раньше, стали прикрывать переправы

Во второй раз я с удовольствием наблюдал действия штурмовиков Рязанова в период Дуклинской операции, когда 38-я армия генерала Москаленко прорывалась через Карпаты, а Рязанов поддерживал наступление пехоты и танков с воздуха. Его штурмовики чуть не ползали по горам, непрерывно висели над полем боя, брали на себя значительную часть трудностей этой горной войны.

Теперь под Трейенбриценом, поддержав корпус Ермакова, Рязанов вновь сделал большое дело: помог воспрепятствовать прорыву 12-й армии Венка, стремившейся навстречу 9-й армии Буссе, тоже пытавшейся к этому времени вырваться из окружения.

Летчики корпуса Рязанова были лучшими штурмовиками, каких я только знал за весь период войны. Сам Рязанов являлся командиром высокой культуры, высокой организованности, добросовестнейшего отношения к выполнению своего воинского долга Он умер после войны еще сравнительно молодым человеком, и я тяжело переживал эту утрату…

Пока штурмовики Рязанова вместе с танкистами Ермакова под руководством самого командарма 4-й гвардейской танковой Лелюшенко отбивали атаки армии Венка в районе Трейенбрицена, правый фланг армии Лелюшенко завершил маневр на окружение берлинской группировки противника. К вечеру расстояние, отделявшее западнее Берлина войска Лелюшенко от войск 1-го Белорусского фронта, не превышало десяти километров.

В это время на внутреннем кольце нашего окружения, замыкавшем 9-ю армию Буссе, войска Гордова вели бои примерно на прежних рубежах, но при этом уже почувствовали, как на некоторых направлениях гитлеровцы начинают искать слабое место для прорыва. Такое же давление стали испытывать на себе и примыкавшие к войскам Гордова дивизии 28-й армии Лучинского.

На центральном участке фронта 13-я армия Пухова, частью сил поддерживая танкистов, отражавших атаки армии Венка, двумя корпусами наступала вдоль берега Эльбы на запад. К концу дня войска Пухова, продвинувшись на десять километров, вышли на окраины Виттенберга. Пухов доложил мне об этом по телефону и в несколько более торжественном тоне, чем обычно, сказал что-то о красоте города Виттенберга и о замечательном Виттенбергском монастыре.

Признаюсь, я был так занят круговоротом фронтовых дел, что не сразу вспомнил, чем знаменит Виттенберг. До моего сознания это дошло с некоторым запозданием, когда Николай Павлович Пухов, объясняя причины своего эмоционального тона, напомнил: в Виттенберге, куда ворвались его части, похоронен Мартин Лютер.

На Эльбе, на восьмидесятикилометровом фронте, остался только один 34-й гвардейский стрелковый корпус генерала Бакланова, а части 5-й гвардейской армии Жадова уже приступили к действиям против герлицкой группировки.

Кавалерийский корпус Баранова вышел на Эльбу и форсировал ее, обойдя с северо-запада город Мейссен.

Наша авиация сделала за день две тысячи самолетовылетов. В воздухе было замечено двести десять вражеских самолетов, из них двенадцать сбито.

Из важных событий этого дня стоит отметить крупное перебазирование советской авиации. До сих пор она стояла восточнее Нейсе. Чтобы оперативнее поддерживать действия войск, она передислоцировалась теперь на запад. Перебазировались главным образом истребители и штурмовики. Бомбардировщики оставались еще на прежних местах; со своим большим радиусом действия они могли работать и со старых аэродромов.

К вечеру в штаб фронта поступили сведения о том, что герлицкая группировка противника в основном остановлена.

В двенадцать часов ночи позвонил командарм 6 Глуздовский и, как обычно, стал нажимать на меня, добиваясь разрешения вести более активные действия против Бреслау. И я ему опять отказал.

По численности его армия была меньше, чем окруженная в Бреслау вражеская группировка, но Глуздовский имел значительное превосходство в артиллерии, и в его распоряжении находилось некоторое количество танков для маневров в случае попыток немцев прорваться из окружения. Действия армии не сводились только к патрульной службе; она постоянно тревожила противника, била по нему артогнем, вообще делала его жизнь в окружении трудной.