Александр Куланов - Шпионский Токио

Примерно половина семинаристов не выдержала крайне сурового обучения в духовной миссии, больших интеллектуальных, физических и психологических нагрузок и необходимости во всем следовать японским правилам. Они — недоучки — покинули духовную миссию с разрешением служить в русской армии «устными толмачами для переговоров с японцами», и это одно из свидетельств высочайшего уровня владения японским языком в семинарии. Ведь даже в быту, в свободное от занятий время на протяжении всех шести лет обучения русские подростки должны были общаться между собой только по-японски.

Занятия в семинарии строились путем сочетания двух программ: православной духовной семинарии и японской общеобразовательной школы. В число предметов последней входило дзюдо. Владыка Николай однажды записал в своем дневнике: «Путешествующий Генерал-майор Генерального штаба Данилов был, с военным агентом Генерал-майором Самойловым. Хотели посмотреть школы наши… ученики показали ему борьбу “дзюдзюцу”». Запись важная: Юрий Никифорович Данилов, по прозвищу «Данилов Черный» (в одно время с ним в императорской армии служили еще «Данилов Рыжий» и «Данилов Белый»), являлся шефом русской военной разведки. Генерал Владимир Константинович Самойлов — военный агент, или, выражаясь современным языком, военный атташе России в Токио, выдающийся разведчик, курировавший обучение русских семинаристов и частенько их навещавший. Понятно, что высокие чины российской спецслужбы поднялись на Суругадай не только для того, чтобы выразить почтение самому уважаемому члену русской колонии в Токио — архиепископу Николаю.

Но… знал ли об этом, знал ли о будущем предназначении своих воспитанников сам владыка? Судя по его дневникам, статьям, воспоминаниям современников, некоторые из которых, как большой друг семинарии профессор японоведения Дмитрий Матвеевич Позднеев, сами были агентами русской разведки, ответ можно дать однозначный — нет. Более того, свое будущее не сознавали и сами семинаристы, а программа их подготовки, хотя и включала в себя разные особенные виды переводов, в том числе японских писем, газет и тому подобной специальной лексики, полностью была лишена изучения лексики военной. Так что Токийская православная семинария никогда не существовала как «школа шпионов» или, во всяком случае, — как школа русских шпионов. О ее роли в подготовке переводчиков-японцев разговор особый: так уж распорядилась судьба, что многие ее японские выпускники связали свою жизнь со своей разведкой. К судьбе Василия Ощепкова мы еще вернемся, а пока несколько слов о тех его соучениках, о которых известно более остальных — так мы лучше сможем представить себе общую линию судеб русских выпускников токийской духовной миссии.

Исидор Незнайко окончил семинарию на год раньше Ощепкова и отправился в Харбин, где проходил службу в штабе округа — «с отличающей его старательностью, точностью и добросовестностью, проявляя во всех случаях (по отзывам японцев) прекрасное знание японского языка». Всю свою дальнейшую службу, а Незнайко до 1954 года прослужил на различных участках и ответвлениях китайских железных дорог, он возглавлял переводческие отделы, изумляя окружающих совершенным знанием японского языка. Вот забавная и характерная вырезка из одной из харбинских газет: «Исидор Яковлевич Незнайко — сплошное “неизвецио”. Его японская речь немедленно вызывает в представлении присутствующих пышные хризантемы и миндалевидные глазки прелестных гейш. Недаром даже японцы, знакомясь с И.Я. на улице, в заключение беседы просят его снять шляпу, чтобы убедиться по цвету волос, что он не их соотечественник». В конце жизни Незнайко вернулся на родину — в Советский Союз, где мирно скончался в 1968 году, став одним из немногих японоведов, которых не затронули репрессии. В том, что И.Я. Незнайко действительно был «сплошным неизвецио», мы смогли убедиться в 2012 году, когда стараниями его внука из архива были получены уникальные документы, проливающие свет на другую сторону жизни его деда — человека, назвавшего себя в автобиографии, написанной в 1945 году в СМЕРШе, «секретным связистом» русской разведки в Китае. Связь эта длилась десятилетиями и не зависела от смены режима на родине. Молодой выпускник семинарии служил в казачьих частях по охране Китайской Восточной железной дороги (КВЖД). После революции по заданию белогвардейской разведки Исидор Незнайко «постарался проникнуть в Комендантское управление [ст. Куаньченцзы]. Занимался тайной информацией о японцах и их передвижении в Сибирь, работа была довольно опасная, приходилось необходимые записи условно делать на спичечных коробках, а затем расшифровывать и делать дома сводки донесений». А несколько лет спустя именно в доме Незнайко на Стрелковой улице в Харбине останавливался первый нелегальный резидент советской военной разведки в Японии Василий Ощепков по дороге к новому месту службы. К сожалению, об остальном мы можем только догадываться: в сопроводительных материалах к документам на И.Я. Незнайко особо отмечено, что ряд их, «в том числе касающиеся работы в Манчжурии в 1945–1954 гг., содержат агентурные сведения, донесения, ФИО офицеров контрразведки министерства государственной безопасности» и «выдаче не подлежат».

Прибывший вместе с Исидором Незнайко в 1912 году в Харбин выпускник семинарии Владимир Плешаков тоже стал профессиональным разведчиком, участником Первой мировой войны. Много позже, на допросах в НКВД в 1937-м, он подтвердил, что в чине поручика служил в разведке Колчака в качестве офицера-восточника, где занимался анализом возможных действий японских союзников, находящихся не в самых теплых отношениях с Колчаком. В качестве переводчика, но без отрыва от основной службы в разведке, Плешаков участвовал в переговорах забайкальских атаманов с командованием японского экспедиционного корпуса. С 1923 по 1928 год он работал в Центросоюзе в Хакодатэ — «крыше» резидентуры ОГПУ на самом северном японском острове Хоккайдо, где находился в контакте с резидентом Разведупра в Токио «Монахом» — Ощепковым. Кстати, сам Василий Ощепков в Токио был связан с еще одним русским однокашником — Степаном Сазоновым, служившим личным секретарем атамана Г.М. Семенова. Похоже, что Ощепков и Сазонов готовили операцию по переходу Семенова на советскую сторону, сорванную не по их вине. В январе 1946 года Сазонов был арестован военной контрразведкой «СМЕРШ» и расстрелян в Хабаровске. Сотрудника шифровального отдела НКВД Владимира Плешакова расстреляли на Бутовском полигоне под Москвой в 1937-м.

В 1938 году там же был расстрелян еще один семинарист — Трофим Юркевич, служивший у Колчака разведчик «красного подполья». В документах большевистской разведки он проходит как «агент Р», работающий в штабе японских оккупационных сил во Владивостоке. После Гражданской войны Юркевич стал видным японоведом, преподавателем Восточного института. Мне довелось видеть подписанные им после пыток протоколы допросов — этого не забыть никогда.