Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

Ответ на вопрос, почему германская контрразведка, имея такую важную наводку на Пика, не придала ей значения, лежит в области взаимоотношений Гискеса, Хупера и Протце. Насколько была важной роль последнего в этом деле, мы можем только догадываться. Выводы по этому эпизоду делать преждевременно, но сразу же вспоминается участие Протце в судьбе другого агента советской разведки — Романа Бирка.

Утром 10 февраля 1941 года в одном из номеров вашингтонского отеля «Бельвю» был обнаружен труп мужчины средних лет, характерными особенностями внешности которого были густые черные брови и абсолютно седые волосы. Причиной смерти явилось, как было записано в полицейском протоколе, «проникающее ранение в голову» револьверной пули 38-го калибра, который был обнаружен тут же в номере. На столе лежали три предсмертные записки на английском, русском и немецком языках. Опрос служащих гостиницы показал, что погибший был зарегистрирован под именем Вальтера Порефа, что он поселился накануне и в день смерти должен был выселиться из гостиницы. Проводивший осмотр места происшествия сержант местной полиции Гест установил, что одна из записок предназначалась адвокату пострадавшего Валдману со стандартной в таких случаях просьбой оказать помощь семье погибшего.

В ходе первичных следственных действий было установлено, что признаки борьбы, сопровождавшиеся в таких случаях беспорядком, отсутствовали, револьвер лежал рядом с трупом, входная дверь была заперта изнутри. Совокупность всех этих признаков и найденные предсмертные записки, по мысли детективов, ясно указывала на самоубийство. Некоторое сомнение об обстоятельствах смерти вызвали лишь личные документы погибшего, которые были выписаны канадскими властями на имя Самюэля Гинзберга, но и этот факт не устранил версию самоубийства.

Завершив все требующиеся процессуальные действия, вашингтонская полиция готовилась сдавать дело самоубийцы в архив, когда в управление позвонил адвокат Валдман и сообщил сенсационную новость. Оказывается, настоящая фамилия погибшего была не Пореф и не Гинзберг, а Кривицкий. Еще совсем недавно эта фамилия не сходила со страниц американских и европейских газет, доставляя жадным до сенсационных разоблачений обывателям пищу для досужих разговоров о деятельности «кровавого ОГПУ» в странах Европы. В прошлом погибший действительно был одним из высокопоставленных сотрудников советской разведки, действовавшим почти два десятилетия в целом ряде европейских стран.

Вся тогдашняя пресса и подавляющее большинство современных исследователей исходили из предположения, что только Советский Союз был заинтересован в устранении Кривицкого. Значит, если предположить что самоубийства не было, а важных, правда, косвенных указаний на этот счет было множество, то, следовательно, к его смерти была причастна советская разведка [211] Чего стоит только отсутствие отпечатков пальцев на револьвере, из которого «застрелился» Кривицкий, а также ненайденная пуля. .

Но в своих воспоминаниях П. Судоплатов утверждает, что, насколько ему было известно, на Лубянке самоубийство Кривицкого было воспринято как следствие нервного срыва, вызванного депрессией, и что советская разведка к его смерти отношения не имела [212] Судоплатов П. Спецоперации: Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. М.: Олма-пресс, 1997. С. 81. . Уточнение «насколько мне известно», предполагает, что Судоплатов мог и не знать о возможном ее участии в ликвидации Кривицкого. Но, с другой стороны, занимаемое им тогда высокое служебное положение, предполагавшее большую осведомленность о происходящих на «внутренней кухне» разведки событиях, является важным косвенным подтверждением версии о действительном неучастии советской разведки в устранении Кривицкого. Мы тоже условно ее примем.

При наличии некоторых обстоятельств, имеющих прямое отношение к личности Протце, версия о самоубийстве бывшего советского разведчика могла действительно рассматриваться как наиболее правдоподобная. Но, как мы могли убедиться не раз, возникает очередная загадка, имеющая прямое отношение к некоторым обстоятельствам жизни и смерти Кривицкого.

Немного отвлечемся от февральских событий 1941 года в Вашингтоне, чтобы вернуться в Голландию, Англию, Швейцарию 1935–1939 годов. В нашем повествовании появляется еще один участник крупнейших разведывательных акций германских спецслужб в Европе в 1930-х годах, жизнь и профессиональная деятельность которого самым тесным образом переплелась с судьбами некоторых наших героев.

Этим человеком был некий Ганс Веземан. Усилиями английских и американских исследователей в наше время его биография достаточно обстоятельно изучена. Он прожил долгую и насыщенную многими событиями жизнь, но нас будут интересовать лишь некоторые из них, напрямую связанные с Рихардом Протце [213] Barnes J., Barnes P. Nazi Refugee turned Gestapo Spy: Life of Hans Wesemann 1895–1971. London: Preger, 2001. .

Известно, что после окончания Первой мировой войны Веземан работал редактором еженедельной газеты «Berlin am Montag», в которой с левых позиций критиковал активность нацистов и их вождя Гитлера, за что неоднократно подвергался нападкам со стороны последних, грозивших убить его «как бешеную собаку». После прихода нацистов к власти в 1933 году Веземан действительно был арестован и для «перевоспитания» направлен в концлагерь Дахау.

Через некоторое время, неожиданно для немецких политэмигрантов, Ганс Веземан обосновался в тихом швейцарском городе Цюрихе, где начал издавать газету «News letter». Антифашистская направленность публиковавшихся в газете статей не оставляла сомнений, что пребывание Веземана в Дахау не повлияло на его левые убеждения. Он продолжал яростно критиковать Гитлера и национал-социалистскую партию. Близким друзьям он поведал историю о своем мужественном поведении в нацистских застенках и о совершенно фантастическом побеге из концлагеря, создав себе ореол «мученика» за свои убеждения. Но мало кто догадывался, а уж тем более знал, что с момента своего ареста Веземан начал сотрудничать сначала с нацистскими спецслужбами, потом и с германской военной разведкой, продемонстрировав типичный пример «перевертыша».

Одной из первых его крупных акций стало участие в так называемом «деле Бертольда Якоба» — крупного немецкого издателя и журналиста, известного своими разоблачительными работами по национал-социалистскому движению. Общегерманскую известность он приобрел еще в 1928 году, когда в газете левой ориентации «Die Weltbühne», где тогда сотрудничал Якоб, были опубликованы сенсационные тогда материалы, отражающие роль будущего начальника Абвера Вильгельма Канариса в сокрытии имен убийц Розы Люксембург и его связи с крайне правыми организациями [214] Фалиго Р., Коффер Р. Всемирная история разведывательных служб. М.: Терра, 1997. Т. 1. С. 253. .