Борис Шапталов - Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия

Итак, шла обычная гарнизонная жизнь, характерная для мирного времени, а тут – кто бы мог подумать – война! И как на нее среагировали в Москве?

О том, как писалась Директива № 1 и вообще что делалось в кабинете Сталина вечером 21 июня 1941 года, известно из мемуаров Жукова. Долгую жизнь прожили и другие участники того совещания – Маленков, Молотов, Тимошенко, но воспоминаний об этом вечере не оставили. Хотя Молотов охотно делился пережитым с писателем Феликсом Чуевым («140 бесед с Молотовым»), но поведать о таком историческом событии, как заседание 21 июня 1941 года, не захотел. Надо полагать, Жуков так точно изложил события, что добавить было нечего. Или, наоборот, жуковская версия, ставшая официальной, настолько отличалась от действительности, что оспаривать ее, а фактически – официально-партийную линию Молотов не решился.

Что перво-наперво удивляет в тогдашних событиях, так это неспешность. Неспешно писалась директива, неспешно передавалась, и никому в голову не пришло позвонить командующим западными округами и в трехминутном разговоре изложить суть принятых решений и потребовать начать действовать незамедлительно, ведь рано утром должна была начаться война и каждый час для войск был, как говорится, на вес золота. Лишь командующий ВМФ адмирал Кузнецов отяготил себя звонком на флоты, и там успели приготовиться к отражению воздушных атак противника.

И второе обстоятельство удивляет – упорство, с каким Сталин не верил в возможность нападения Германии. Разведка несколько месяцев сообщала о сосредоточении немецких войск. На Заявление ТАСС от 13 июня германская сторона ответила гробовым молчанием. Два немецких солдата-перебежчика сообщили точную дату и час удара. И все равно Сталин уперто до последнего тянул с приказом о приведении войск в боевую готовность. Официальная версия гласит: будущий генералиссимус настолько уверился в невозможность Гитлером пойти на открытие второго фронта, что все другие варианты возможных событий им отвергались. Вот такой узколобый доктринер сидел в Кремле!

А если вместо версий о тугодумном вожде предположить иное: Сталин сознательно тянул с приведением войск в боевую готовность, шаг за шагом созидая «внезапное нападение врага»? Тогда понятным станет, почему передача Директивы № 1 затянулась до полуночи и безнадежно запоздала. Понятным становится и звонок Тимошенко командующему Западным округом Павлову в два часа ночи с увещеванием «не паниковать». Вряд ли Тимошенко, соавтор проекта директивы от 15 мая о превентивном ударе, настолько успокоился. Куда логичнее предположить, что маршал звонил по просьбе Сталина. Последующие события подтверждают эту гипотезу странными действиями главного командования. Так, в Директиве № 3 от 22 июня требовалось: «мощными концентрическими ударами окружить и уничтожить» противника и 24 июня овладеть городами Люблин и Сувалки. Это при том, что Люблин находился в 100 км от линии фронта, то есть пройти до него с боями надо было за два дня. Приказ из серии: «И я так командовать могу. Назначьте меня генералом». Делов-то – води пальцем по карте и рисуй красные стрелы.

Если смотреть на Директиву № 3 глазами «1937 года», то вредительством от нее разит на километр. Шутка сказать, разослать поздним вечером 22 июня приказ, чтобы войска с утречка без разведки и сосредоточения сил перешли в решительное наступление и, с ходу разгромив десятки германских дивизий на своем пути, уже на следующий день оказались в Польше! Любой следователь того времени с чистой совестью стал бы требовать от подследственных Жукова и Тимошенко признания в злом умысле.

Еще более вопиющей была история с 1-м мехкорпусом. Подробно она рассмотрена в предыдущей книге, здесь лишь повторим суть дела.

1-й механизированный корпус дислоцировался в Псковской области, имел на вооружении тысячу танков и всю полагающуюся по штату другую технику – артиллерию, автомашины, связь. Само расположение свидетельствовало, что его задачей было надежно прикрыть Ленинградское направление. Однако 17 июня одну дивизию корпуса стали грузить в эшелоны для отправки в Карелию (!). Остальным двум дивизиям было приказано своим ходом двинуться на Карельский перешеек. Почему командование сочло финскую армию более важным объектом – непонятно, тем более что у Ленинградского военного округа техники хватало и ее войска имели превосходство над вероятным противником в танках, самолетах, артиллерии. Надо было лишь с толком эти силы использовать. Но предположим, что по до сих пор неизвестным причинам финская армия по значимости в планах Генштаба вышла на первое место и потребовалась переброска дополнительных сил. Но они у Москвы были! Так, в Московском военном округе дислоцировался 7-й мехкорпус, имевший тысячу танков и прочей техники. Были и другие резервы. Но для неотложной задачи укрепления Финского направления выбрали соединение, прикрывающее Ленинград. Хорошо, так тому и быть. Не нашего ума оперативная стратегия. Но не надо быть гениальным полководцем, как Сталин, великим полководцем, как Жуков, и просто полководцем, как Тимошенко, чтобы догадаться 22-го и тем более 23 июня отменить приказ об убытии 1-го мехкорпуса. Однако приказ уходить от германских войск в леса Карелии остался в силе.

26 июня танки Манштейна заняли город Даугавпилс и форсировали Двину, создав тем самым отличный плацдарм для наступления на Ленинград. В случае отмены приказа о явно ненужной передислокации частей 1-го мехкорпуса ее дивизии не только были бы собраны в кулак, но и могли двинуться навстречу врагу. Тогда 200 легким танкам из 56-го моторизованного корпуса Манштейна не поздоровилось бы. Но вместо полнокровных дивизий к Даугавпилсу перебросили только начавший формирование 21-й мехкорпус, представлявший собой, по сути, одну дивизию из 120 танков. Ликвидировать плацдарм, конечно, не удалось.

В итоге дивизии 1-го мехкорпуса, не сделав ни единого выстрела, вернулись с финских границ в места прежней дислокации. Но теперь уже по частям, по кусочкам раздергиваемые по мере движения на разные местные нужды. То, что прибыло к месту боев, уже не представляло для врага опасности, и продвижение немцев к Ленинграду эти силы остановить не могли.

Так как квалифицировать манипуляции с 1-м мехкорпусом? Недосмотрели, недоучли, недодумали? Или надо назвать случившееся своим именем: пораженческие действия?

Но может, это единичный факт? Отнюдь. Их предостаточно. Перечислим некоторые.

Вот хроника боевых действий 32-й танковой дивизии. «23 июня дивизия получила приказ… уничтожить противника в районе Дуньковице. Не пройдя 30 км. она получила. вторую задачу – уничтожить танки противника в районе м. Мосты-Вельки. По прибытии в район м. Мосты-Вельки дивизия танков противника не обнаружила» [182].