Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Как следует из замечаний арабского писателя, эти знатные «русы» отличались богатством (выраженном прежде всего в количестве дирхемов [959]), а также тем, что имели «толпу родственников и слуг». В описании похорон «одного выдающегося мужа из числа» тех «русов», которые оказались в Булгарии в то время, когда там был ибн Фадлан, арабский писатель различает, однако, собственно семью умершего и его слуг: «Если умрёт главарь (рейс), то его семья скажет его девушкам и его отрокам: “Кто из вас умрёт вместе с ним?” Говорит кто-либо из них: “Я”. И если он сказал это, то [это] уже обязательно – ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, – девушки» [960].

Отроки-гулямы стоят в одном ряду с «девушками»-наложницами, и они могут добровольно умирать для сопровождения господина в мир иной (хотя в большинстве случаев вместе с господином умирает всё-таки одна из наложниц). Тот факт, что слуги могли идти на смерть вслед за господином и быть захороненными вместе с ним, подтверждает и ибн Мискавейх– арабский писатель XI в., который оставил подробное описание нападения «русов» на Берда"а в 944/945 гг., восходящее, по всей вероятности, к какому-то раннему источнику, написанному по горячим следам событий. Ибн Мискавейх писал: «Когда умирал у них («русов» – П. С.) человек, погребали с ним его оружие, снаряжение, жену или другую женщину, слугу, если он любил его, по обычаю» [961]. Археологи иногда находят на территории Восточной Европы захоронения слуг с господами (в так называемых камерных погребениях) [962].

Из этих сообщений ясно вырисовывается клиентела частноправового характера – мужчины или молодые люди какого-то зависимого статуса, слуги, не просто подчинявшиеся своему господину, но нередко связанные с ним особо близкими или доверительными отношениями. Охрана и поддержка своего господина в случае военных действий, естественно, входили в число их первейших обязанностей. Они вместе с рабами и наложницами, с одной стороны, и родственниками их господина, с другой, составляли клан, на который опирался тот или иной «рейс» из руси («толпа родственников и слуг», по выражению ибн Фадлана). К сожалению, ничего конкретного нельзя сказать об этих «рейсах». Ибн Фадлан упоминает только, что на кургане, насыпанном над могилой умершего, поставили столб, написав на нём имя умершего и имя «царя русов» [963]. Что это за «царь русов» и в чём именно был смысл указания его имени на «надгробном» столбе, а также кто и каким образом (на каком языке) сделал саму надпись, остаётся только гадать.

«Частные» боярские «дружины» и клиентелы продолжали существовать и в XI–XIII вв., и в последующее время в Северо-Восточной Руси и Великом княжестве Литовском, хотя, конечно, в трансформированном виде. В военном отношении они имели немалое значение (ср. приведённые выше упоминания боярских «полков» в XII–XIII вв. – с. 252, 331). С полным основанием писал в своё время М. А. Дьяконов, что в Древней Руси боярин у князя «ценился не только по его личной боевой годности и опытности; но особенно по той силе, какая стояла за ним в лице его собственной боярской дружины» [964]. Военные слуги составляли вместе с зависимыми людьми, занятыми в хозяйстве, своего рода «дворовые корпорации», в сущности аналогичные людям, служившим князьям. Опираясь на материалы XIV–XVI вв., В. И. Сергеевич так писал о принципиальном тождестве в устройстве княжеских и боярских дворов (делая акцент, правда, на хозяйственно-административных функциях боярских «дворовых»): «Эти (земельные – П. С.) владельцы-собственники имели свои дворы, в которых встречаются те же элементы, что и во дворах княжеских, только в меньших размерах. У них были свои ключники, прикащики, повара, конюхи, стряпчие, дворяне и пр., рабы и свободные. К богатым людям во двор поступали даже дети боярские, конечно, бедные… Двор этот, имея прежде всего хозяйственное значение, сопровождал своих господ и в походах, в качестве войска. Если же господа получали должности в кормление, то дворовые их люди выступали и в качестве судных органов. При кормленщиках разные судебные действия совершались их тиунами и дворянами» [965]. Разумеется, как княжеские, так и боярские «дружины» и «дворы» претерпевали существенные изменения от раннего Средневековья до раннего Нового времени. Но с точки зрения социальной стратификации важно отметить их устойчивое существование как структурных элементов древнерусского общества. Важнейший признак боярства как господствующего класса проявлялся во власти над людьми, состоявшими у них в услужении.

В главе II уже цитировался летописный рассказ о пирах князя Владимира (Святого) в статье под 6504 (996) г. Ценность этого рассказа для данного исследования состоит в перечислении категорий людей, которые обозначаются как «люди свои» для князя или его «дружина» (в широком значении вообще всех служащих князю людей). Процитирую ещё раз фразу с этим перечислением: «Се же пакы творяше людем своимъ, по вся недѣля: устави на дворѣ въ гридьницѣ пиръ творити и приходити боляром и гридем и съцьскымъ и десяцьскым и нарочитымъ мужем, при князи и безъ князя» [966]. Возвращаясь теперь к этому летописному известию, можно подробнее охарактеризовать каждую из этих категорий.

Как показывает анализ, проведённый в данной главе, бояре в XI в. выступают как знать – люди, участвующие в политическом управлении на высшем уровне и выдающиеся в социально-экономическом плане. В главе III шла речь о гридях, и было предложено видеть в них воинов на содержании князя и в прямой зависимости от него. Что можно сказать о других людях, которые приходили на княжеские пиры?

В политической организации руси в том виде, в каком она предстаёт в договорах руси с греками и в сочинениях Константина Багрянородного, важная роль отводилась помимо «архонтов» и «послов» также купцам. Договор 944 г. обязывал «архонтов» писать грамоты с указанием количества кораблей, посланных в Византию. Очевидно, на кораблях плыли не только послы с их людьми, но и купцы, которые тоже, находясь под покровительством «архонтов», выступали их агентами. Хотя купцы отвечали преимущественно за торговые дела, ясно, что они состояли в тесной связи с военно-политической элитой государства руси – ведь политические и коммерческие интересы и вопросы были в тех условиях переплетены и нерасторжимы. В тех же договорах, по метким словам М. М. Грушевского, «торговельні вигоди становлять головний предмет і зміст, альфу і омеґу дипльоматичних зносин», а в описании Константина предводители руси выступают как «заразом правительство і купецькі підприємці» [967]. И это было вполне естественно для народов «варварской Европы» той эпохи, когда между воином и торговцем грань была условна или вообще отсутствовала. В этом смысле тезис В. О. Ключевского о едином «военно-промышленном классе», который стоял у истоков древнерусского государства [968], представляется более правильным, чем схема А. Е. Преснякова, которая предполагает в древнейшее время резкое выделение «дружины» под покровом «княжого права» от остальной массы населения и лишь постепенное (к XII–XIII вв.) вовлечение боярства в «городскую стихию».