Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Личные слуги и юноши из знатных семейств, для которых служба князю была началом придворной карьеры, – вот те люди, которые окружали князя спустя столетие с небольшим после путешествия ибн Якуба. И их численность измерялась уже не тысячами и даже не сотнями, а десятками. Не только в хронике Галла, но и в других источниках на передний план выступают представители знати – «можновладцы» (типа Скарбимира), которые, как единодушно утверждают исследователи, заняли ведущие позиции в государстве [539].

К сожалению, для других государств «среднеевропейской модели» нет столь же ярких и подробных свидетельств о военно-административной организации X–XI вв., которые можно было сравнить с польскими. Особенно скудны данные о раннепшемысловской Чехии. Тем не менее, по ряду отдельных упоминаний и косвенных указаний, а также по общей канве политического развития чешского государства во второй половине Х-ХI в., видимо, можно говорить об аналогичных, в целом, процессах. Первоначальные успешные завоевания сильной княжеской власти, опиравшейся, очевидно, на нечто вроде «большой дружины», сменились кризисом (в самом начале XI в.) [540]. За кризисом последовало установление господства знати– тех чехов, которые, по словам чешского хрониста начала XII в. Козьмы Пражского, были «более сильные по оружию, более верные и храбрые во время военных действий, более выдающиеся своим богатством (quos norat armis potentiores, fide meliores, milicia fortiores et divitis eminentiores)» и благодаря которым «Чешская страна стоит, стояла и будет стоять вечно» [541].

Такая общая схема – резкое сокращение численности военных слуг на непосредственном содержании правителей Польши и Чехии и доминирующая роль знати в XI–XII вв. – в самом деле вырисовывается ясно и убедительно. Вместе с тем, хотя понятно, что детали и частные особенности этих процессов трудно различить в скудных и разрозненных данных древних источников, всё-таки на один аспект современные польские и чешские историки, как мне кажется, обращают недостаточное внимание. Имея в виду громадную роль, которую сыграла «большая дружина» на первоначальном («трибутарном») этапе становления государства, едва ли можно допускать, что она совершенно бесследно исчезла с переходом к более развитым формам производства и мобилизации ресурсов (будь то «среднеевропейская модель» или что-то другое). Логично и естественно было бы предположить, что и в XI–XII вв. сохранялись в каком-то виде и объёме (пусть и более скромном), например, те «гарнизоны», которые размещались как составные части «большой дружины» по укреплённым пунктам на территории, подчинённой первыми правителями Польши и Чехии. Не воины ли этих «гарнизонов» прежде всего составили в XI–XIII вв. низшие слои привилегированного сословия знати, о которых глухо упоминают польские и чешские источники? В Чехии, например, именно эти слои следует предположить, прежде всего, за обозначением «milites secundi ordinis», которое впервые употребляет Козьма Пражский (II, 39), – то есть «воины второго порядка» или «рыцари второго разряда», как в русском переводе Г. Э. Санчука [542]. О каких-то людях «не из знатного рода, а из простых воинов (non de nobilium genere, sed de gregariis multibus)» мельком упоминает Галл (I, 20) [543].

Больше известно об этой социальной категории по венгерским источникам, в основном, второй половины XII – первой половины XIII в. В Венгрии эти воины, служившие королю (или назначенным им агентам), назывались íobagíones castrí – «замковые йобагионы» [544]. Они были «прикреплены» к определённым крепостям-городам (castrí) и в этом смысле составляли некоторое единство с «замковыми людьми (castrenses, civiles, cives)». Но между «замковыми йобагионами» и «замковыми людьми» была принципиальная разница: первые исполняли военную службу, имели земельные владения и более привилегированный статус, вторые – жили на «замковой земле (terra castrí)», занимаясь сельским хозяйством, и их главной обязанностью было поставлять продукты и платить налоги в пользу короля и его людей (в том числе тех же йобагионов). С военной точки зрения «замковые йобагионы» имели в XII в. существенное значение, но в течение XII–XIII вв. параллельно усилению и сплочению знати их слой, наоборот, дифференцировался и распылялся. Ко второй половине XIII в. этот процесс завершился: часть íobagíones castrí влилась в сословие знати, а часть превратилась в крестьян.

В XIII в. сами йобагионы называли себя «liberi Sancti Regis» – «свободными Святого короля», то есть Иштвана Святого (годы правления: 997-1038). Современные учёные считают, что категории людей, связанных с «замками», действительно, восходят к учреждениям XI в. и что они стоят в тесной связи с военно-административной системой 72 «графств»-комитатов (comitatus). Известный венгерский историк П. Энгель прямо связывает «замковых йобагионов» с теми «milites», о которых упоминает Иштван Святой в «Наставлениях» сыну Имре как своих воинах [545]. Хотя никаких данных о численности этих «milites» нет, ввиду польских и чешских параллелей можно предположить, что эти военные слуги короля составляли нечто вроде «большой дружины». Мысль о происхождении «замковых йобагионов» от этих «milites» заставляет далее предполагать явление типологически сходное: те элементы военной организации, которые находились под покровительством центральной власти в XI–XII вв., генетически связаны с «большой дружиной». Иными словами, не только в Венгрии (где, возможно, эти элементы оказались более заметны благодаря сравнительно сильной милитаризации общества), но и в двух других государствах, которые причисляют к «среднеевропейской модели» (Польша и Чехия), «большая дружина» правителя сохранялась в период функционирования этой модели в трансформированном виде. В этой связи можно также напомнить о роли такого важнейшего элемента «среднеевропейской модели», как «служебная организация» – ведь она обслуживала явно не только собственно княжеский (королевский) двор, но и какие-то военные силы на попечении правителя, причём именно размещённые по градам-замкам. В Венгрии такое соотношение вполне наглядно: «замковые люди», составляющие «служебную организацию», обеспечивают «замковых йобагионов». Наконец, правомерность этих аналогий подтверждают и данные древнерусских источников, которые, как увидим ниже, прекрасно вписываются в такую схему.

Чешские и польские историки, говоря о «большой дружине», имеют в виду всегда Польшу и Чехию. Насколько я знаю, не обращалось внимания на аналогии этому явлению в других странах. Между тем, придерживаясь выше обозначенных критериев явления– многочисленность и связь с трибутарными отношениями, – надо указать на одну яркую аналогию в скандинавском регионе.

Ф. Граус рассматривал Скандинавию как регион, где были распространены только древние «малые» («домашние») дружины и лишь в XIII в. сформировалась королевская hirð (см. ниже) – объединение знати и служилых людей, которое он находил возможным назвать «государственной дружиной» [546]. По всей видимости, он ориентировался на саги, а также на сообщения о набегах норманнов на Англию и континентальные королевства. В самом деле, судя по сагам, вошедшим в знаменитый цикл Снорри Стурлусона «Круг земной», группы воинов в распоряжении датских, норвежских и шведских конунгов X–XII вв. были по размерам довольно скромны. Их вполне можно назвать словом дружина в его «классическом» смысле как обозначение архаического «домашнего» или «товарищеского» объединения воинов во главе с предводителем, выступавшим в роли скорее вождя, чем правителя [547].