Петр Стефанович - Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Однако какие-то «свои» люди Ольги упомянуты и в реестре выдач «мужской группе» делегации руси на приёме 9 сентября, и в реестре подарков 18 октября. Литаврин видит в восьми «своих» в «мужской группе» 9 сентября именно мужчин, но почему-то зачисляет их уже совсем не в родственники княгини (как «своих» в «женской группе»), а в категорию, подобную «людям ( ) Святослава». В реестре же 18 октября он считает шестнадцать «своих» женщин опять-таки уже не родственницами Ольги и не архонтиссами (как тех шестерых на приёме 9 сентября), а какими-то «знатными дамами», может быть, «боярынями». Опираясь на эти выкладки, историк выдвигает ряд предположений о существовании неких «доверенных людей» из «представителей высшей киевской знати», которые составляли при Ольге «совет во время пребывания в Константинополе», неких 6 архонтов-князей (мужей архонтисс), которые возглавляли «6 крупнейших центров» Русской земли, каких-то «15–16 высших боляр других городов русских земель» и т. д. Это ведёт его далее к рассуждениям о различиях в составе свиты на первом и втором приёмах, а также к выводу, что к 18 октября «добрая половина посольства (включая большинство знатных персон) уже покинула Константинополь» [803]. Эти-то вычисления и построения, опору которым Литаврин пытается найти и в данных договора 944 г., вызвали справедливые возражения Назаренко [804].

Между тем, нужды в сложных конструкциях и теориях нет. Как в начале своих рассуждений справедливо сделал вывод Литаврин, 6 «своих» женщин, упомянутых в реестре 9 сентября, – это родственницы Ольги. Константин называет их «архонтиссами» и отмечает близкие родственные отношения с самой княгиней. По всей видимости, как раз близкое родство позволило им сопровождать Ольгу на приёме, где женская и мужская части посольства принимались по разным протоколам. Оно же и объясняет, почему Константин называет их «архонтиссами». Конечно, он не вкладывает никакого особенного официального содержания в это обозначение. Физерстоун, выбрав нейтральное слово «noble», совершенно справедливо подчеркнул тем самым, что это совсем не титул (как и слово в договорах руси с греками). Реальный статус этих родственниц был явно совершенно несоизмерим со статусом Ольги: они получили только по 20 милиарисиев (Ольга – 500 и чашу). Это меньше, чем получил её племянник, который, очевидно, возглавлял «мужскую группу» на приёме 9 сентября и был вторым лицом после Ольги в свите на приёме 18 октября. Нет никаких оснований думать, что эти родственницы Ольги имели в качестве мужей каких-то могущественных «архонтов» (оставшихся при этом почему-то на Руси – обстоятельство, вытекающее из построений Литаврина, которое вызвало вполне обоснованный сарказм Назаренко).

Далее нет никаких препятствий считать и 8 человек «своих» в «мужской группе» на приёме 9 сентября тоже родственниками Ольги. Физерстоун, выбирая именно слово «relations» и вставляя в скобках пояснение «male», здесь снова совершенно прав. Это были родственники мужского пола – вполне вероятно, что какая-то часть просто мужья тех 6 женщин, которые сопровождали княгиню. Они и получают те же 20 милиарисиев, что и «свои» родственницы-«архонтиссы». О том, что появления каких-то родственников Ольги нам надо ожидать в реестре выдач «мужской группе», прямо говорят слова Константина о пире мужчин: он ведь упоминает, что среди пирующих были, кроме послов и купцов, «люди и родственники архонтиссы». Между тем, кроме одного племянника, в реестре никаких родственников Ольги не указывается– значит, их надо искать под другими обозначениями, а среди этих обозначений и подходят только «свои».

Развивая этот вывод, надо видеть и в «своих», упомянутых в реестре 18 октября, тех же самых лиц – родственников Ольги. Правда, в этом реестре эти «свои» фигурируют в существенно большем количестве– 16 человек, а главное, они указаны с артиклем женского рода, то есть предполагается, что все они были женщины. Получается явная нестыковка: на приёме 9 сентября присутствовали Ольгины «свои» 6 женщин и 8 мужчин, а на приёме 18 октября – только женщины числом 16. Некоторые учёные заметили это несоответствие, и выдвигалась мысль о палеографической ошибке. В Византии (как и потом на Руси) цифры обозначали буквами (ставя над ними или рядом с ними титло – надстрочный знак в виде черты), и цифра 6 передавалась буквой «дзета» ( ), а 16 – «йотой» (указание на десяток) и той же «дзетой» ( ). А. Поппэ допускает, что буква «йот» во втором случае относилась к предыдущему слову или просто попала по ошибке какого-то переписчика, а изначально цифра обозначалась одной буквой «дзета» – то есть была та же шестёрка [805]. Это значит, что в оригинале реестра к приёму 18 октября стояло число не 16, а 6, и им обозначались те же 6 «своих» женщин, что фигурировали в реестре 9 сентября. Однако, хотя теоретически такой ход рассуждений возможен, проблемы он не решает. Ведь та же логика вполне допускает другой выбор из двух возможных ошибок в цифровых обозначениях – ничто не мешает предположить ошибочность не цифры 16 в реестре ко второму приёму, а цифры 6 в первом реестре (и тогда «своих» женщин Ольги было не шесть, а шестнадцать). Но главное даже не в этом, а в том, что предположение о палеографической ошибке оставляет без ответа вопрос, почему в реестре к приёму 18 октября не упоминаются 8 «своих» мужчин, которые были на приёме 9 сентября.

Очевидно, искать объяснение для этого несоответствия в указаниях о присутствии «своих» людей Ольги на двух приёмах надо в чём-то другом. На мой взгляд, решение проблемы возможно при допущении, что в реестре к приёму 18 октября произошла ошибка или недоразумение другого рода – не в цифре, а в артикле.

Дело в том, что этот реестр составлен не раздельно для мужской и женской групп посольства руси, как реестр к первому приёму 9 сентября, а только с учётом тех категорий, на которые делились члены посольства в зависимости от величины денежных подарков, им причитающихся. И эта логика составления списка привела к тому, что, хотя 18 октября тоже были два пира для женщин и мужчин по отдельности, в реестре денежных выдач люди оказались зачислены в одну «статусную» группу, то есть в категорию под обозначением «свои», без учёта их пола – и мужчины, и женщины вместе. Вообще-то по грамматическим правилам греческого языка для обозначения некоего множества людей разного пола используется артикль множественного числа мужского рода. В тексте же «De ceremoniis» стоит артикль женского рода, а не мужского ( , а не ). И на этом основании переводчики считают, что в категории «свои» в этом случае подразумеваются только женщины (ср. выше переводы). Формально они правы, но в обозначении артикля можно, во-первых, тоже (как и с цифрами) подозревать ошибку в написании одной буквы ( α вместо ο ), a во-вторых, думать и о нарушении грамматических правил просто в силу каких-то более или менее случайных обстоятельств – например, вследствие сведения составителем реестра к приёму 18 октября выплат женской и мужской группам в один список или просто потому что среди «своих» Ольги (то есть её родственников, по моей интерпретации) женщины выступали впереди мужчин, поскольку сопровождали саму Ольгу на приёмах.