Кирилл Назаренко - Флот, революция и власть в России: 1917–1921

Наиболее слабой стороной «революционной» армии является ее неоднородность. Она неустойчива, находится в постоянном развитии, сложно предсказать, какие политические идеалы в итоге победят в умах ее солдат и офицеров, какой политической силе они отдадут свои штыки.

Другой слабостью «революционной» армии является «условная» дисциплина. Власть, строящая армию во время гражданской войны, вынуждена формально отказаться от постулата о безусловном для подчиненных исполнении любого приказания начальника, потому что каждый командир находится под подозрением как потенциальный изменник. Исполнение приказов официально обусловливается их соответствием целям и задачам революции, но судить о том, является данный приказ изменническим или нет, непросто для исполнителя. Отсюда проистекает крайняя легкость невыполнения приказа. Самые страшные кары, которыми грозит верховная власть за нарушение своей воли, имеют очень ограниченное действие: ведь власти (особенно гражданские) зачастую бессильны привести в исполнение свои угрозы.

Такая ситуация иногда находит отражение в уставных документах. Например, «Устав внутренней службы РККА» 1937 г. предельно четко выразил мысль о необходимости со стороны подчиненных оценивать приказы начальников на предмет их законности:

«6. Военнослужащий обязан беспрекословно исполнять приказы начальников, кроме явно преступных. Получив явно преступное приказание, подчиненный, не исполняя его, обязан немедленно доложить об этом вышестоящему командиру и военному комиссару. Начальник, отдавший преступное приказание, и подчиненный, исполнивший его, подлежат ответственности по закону» [60].

Введенный спустя менее чем через три года «Дисциплинарный устав РККА» 1940 г. уже не допускал мысли, что начальник может отдать преступное приказание:

«6. Подчиненные обязаны беспрекословно повиноваться своим командирам и начальникам. В случае неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины и порядка командир имеет право принять все меры принуждения, вплоть до применения силы и оружия. Каждый военнослужащий обязан всеми силами и средствами содействовать командиру в восстановлении дисциплины и порядка.

7. Командир не несет ответственности за последствия, если он для принуждения не повинующихся приказу и для восстановления дисциплины и порядка будет вынужден применить силу или оружие. Командир, не проявивший в этих случаях твердости и решительности и не принявший всех мер к выполнению приказа, предается суду военного трибунала.

8. Приказ командира и начальника закон для подчиненного. Он должен быть выполнен безоговорочно, точно и в срок. Невыполнение приказа является преступлением и карается судом военного трибунала» [61].

Последующие «Уставы внутренней службы» Вооруженных сил СССР и России (1960, 1975 и 1993 гг.) вообще не регламентируют действия подчиненного, получившего явно незаконное приказание. Так, «Устав внутренней службы» 1993 г. гласит: «Обсуждение приказа недопустимо, а неповиновение или другое неисполнение приказа является воинским преступлением» [62], «подчиненный обязан беспрекословно выполнять приказы начальника» [63]. В то же время: «Командир… несет ответственность за отданный приказ и его последствия, за соответствие приказа законодательству, а также за злоупотребление властью и превышение власти или служебных полномочий в отдаваемом приказе и за непринятие мер по его выполнению» [64]. При этом констатируется, что «военнослужащему не могут отдаваться приказы и распоряжения, ставиться задачи, не имеющие отношения к военной службе или направленные на нарушение закона» [65]. Что делать подчиненному, получившему незаконное приказание, все же не сказано прямо, в отличие от Устава 1937 года.

Эти формулировки уставов, на наш взгляд, служат иллюстрацией эволюции взглядов на проблему лояльности офицерского корпуса отечественных вооруженных сил. Если «Устав внутренней службы» 1937 г. еще отражал понимание дисциплины, унаследованное от армии «революционного» типа, то «Дисциплинарный устав» 1940 г. явно подчеркивает строгую обязательность повиновения приказанию, не допуская у подчиненного мысли, что начальник может отдать незаконный приказ, что характерно для вооруженных сил «традиционного» типа. В послевоенных уставах проводится та же точка зрения, что и в «Дисциплинарном уставе» 1940 г., но в менее энергичных и ясных выражениях.

Период существования революционной армии невелик – он длится до тех пор, пока борется альтернативная ей контрреволюционная армия. При этом по своему типу обе воюющие в гражданской войне армии будут принадлежать к типу «революционных». Как только гражданская война заканчивается, исчезает возможность выбора стороны, на которой сражается данный офицер, и начинается эволюция от «революционной» к «традиционной» или к «политической» армиям.

Вооруженные силы контрреволюции также, в общем, являются армией «революционного» типа, если, конечно, контрреволюция более или менее политически самостоятельна, а не представляет собой «иностранный легион» при армии интервентов, как это было во время Великой Французской революции. Для контрреволюционной армии также характерны презумпция нелояльности командного состава, подозрительность, переходы на сторону противника, попытки выстраивания политического аппарата, мгновенные взлеты карьеры военных вождей. При этом, как правило, в основе контрреволюционной армии все же лежат структуры армии «традиционной», и черты «революционной» армии в ней выражены слабее, чем в войсках, стоящих на стороне революционеров. С другой стороны, в контрреволюционной армии нарастает конфликт офицеров, выдвинувшихся уже во время гражданской войны, с их начальниками, выросшими в армии «старого режима». Например, можно указать на особый счет служебного старшинства, стихийно сложившийся у белых офицеров – участников Ледяного похода, которые не признавали полноценными белогвардейцами офицеров и генералов, примкнувших к белому движению после весны 1918 г. Фактически речь шла о складывании в недрах деникинских Вооруженных сил юга России особой, новой армии, проникнутой жесткой идеологией и состоящей из молодых офицеров военного времени, юнкеров, кадетов, гимназистов. Ядром этой армии, «революционной» по своему типу, были знаменитые «цветные» добровольческие полки. С точки зрения идеологии, мотивации, внутренних взаимоотношений, желания и потенциальной способности овладеть властью в стране они представляли собой зеркальное отражение Красной Армии. Можно предположить, что в случае победы «белого дела» «цветные» части и выходцы из них стали бы претендовать на серьезную политическую роль в стране.