Николай Лузан - Drang nach Osten. Натиск на Восток

12 июля с.г. в 6:30 из группы самолетов Пе-2, идущей по боевому курсу, отделился один самолет (правый за ведущим) и сбросил 2 бомбы на части 10-й гв. отд(ельной) танковой бригады, расположенные на исходных позициях западной окраины дер. Кутиково, после чего догнал остальные 23 самолета и вошел в боевые порядки группы. В результате из числа танковых экипажей и личного состава мсб убито 4 человека и ранено 25 человек.

В 17:00 22 июля с.г. 6 штурмовиков Ил-2 обстреляли опушку леса, что восточнее 1 км дер. Крутина. Огнем выведено из строя 12 автомашин и 10 человек убито…» [82] «Огненная дуга: Курская битва глазами Лубянки». Стр. 104–105. М. 2003 г.

Только за время Курского сражения органы Смерш Брянского, Центрального и Воронежского фронтов направили командованию Красной армии различного уровня свыше 20 подобных обобщенных документа.

Для простых солдат и «окопных офицеров», с которыми бок о бок жил и воевал сотрудник контрразведки, не менее значимыми, если не сказать более важными, являлись не столько подобные спецсообщения о преступной халатности и разгильдяйстве вышестоящих должностных лиц, сколько его упреждающие информации и просто предупреждения об опасности, грозящей роте или батальону.

Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны гвардии старшего сержанта Александра Александровича Дроздова:

«…На передовой от командира и контрразведчика многое зависит. Если один бездумно погонит бойцов в атаку, а другой просмотрит шпиона или перебежчика, за это приходилось расплачиваться нам своими жизнями. Конечно, особист тебе не нянька в детском садике. Чего греха таить, их побаивались, а без этого никак нельзя на войне…Если виноват, то получал сполна. А с другой стороны, где было искать защиту от дуболома командира, ворюги тыловика или арапистого политрука, как не у контрразведчиков, и находили. Каждый должен делать свое дело на совесть, и от этого всем будет лучше.

На дворе стоял ноябрь. В Москве собирались отмечать 26-ю годовщину Октября, а нам на передовой предстояло готовить подарок. Накануне 7 ноября перед батальоном поставили задачу: выбить фрицев с хутора. Два раза пытались его взять — потери понесли большие и вынуждены были отступить. Не успели прийти в себя, а тут снова приказ: «Ознаменовать 26-ю годовщину Великого Октября освобождением советской территории от немецко-фашистских захватчиков — выбить из хутора.

Командир батальона стал материться. А что ему еще оставалось? За невыполнение приказа — трибунал. Про нас — рядовых — и говорить нечего. Кому охота идти на убой, большинству не исполнилось и 26. Слава Богу, отменили приказ — особист помог! То ли от пленного фрица, то ли от кого другого узнал: немцы подтянули к хутору артиллерийскую батарею. Так что 7 ноября в батальоне, действительно, выдался праздник — Иван Ильич отвоевал нам еще один день жизни. Из наших был, из пехоты» [83] Н. Лузан. «Смерш без легенд и мифов». Стр. 83–84, 100. М. 2013 г. .

Подобных примеров на памяти А. Дроздова и других ветеранов тех суровых военных лет, когда информация органов Смерш, их прямое участие в подготовке операций способствовали успеху, а в конечном итоге сохраняла жизни десятков тысяч людей, имеется множество.

К сожалению, подобная линия просматривается в ряде литературных произведений и художественных фильмов. В них сотрудники контрразведки выглядят не иначе как омерзительно-гадкими и патологически подозрительными типами. Достаточно вспомнить телефильм «Штрафбат».

Да, попадались и такие: как говорится, в семье не без урода. К счастью, не они определяли лицо контрразведки, а бывшие боевые командиры рот и экипажей, призванные в органы безопасности самой войной. Они были плотью от плоти, кровью от крови в армии и не понаслышке знали цену жизни и смерти.

Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны полковника Орлова Евгения Ивановича:

«…За время войны мне пришлось служить с 7 сотрудниками особых отделов, с 1943 г. — Смерша. По привычке мы их долго называли «особистами». Службы наши, как бы разные, а, по сути, мы делали одно общее дело — защищали Родину. И еще нас роднило то, что все мы были как бы из одного окопа. Трое «особистов» перешли на службу в контрразведку из пехоты, один являлся артиллеристом, другой, кажется, был танкистом и только двое начали войну как кадровые.

Все они были людьми разными. Кто-то жестче, кто— то мягче, но захребетников и тех, про кого, как сейчас некоторые, не нюхавшие порох, берутся утверждать: только тем и занимались, что в тылу на продскладах отъедались, а по ночам нашего брата мордовали, — мне среди них не попадалось. Обстановку в подразделениях контрразведчики знали не хуже, а то и лучше меня. Порой это задевало, когда подчиненные докладывали не мне, а им: кто из бойцов фашистскую листовку читает, кто на ту сторону косится, а кто советскую власть ругает» [84] Н. Лузан. «Смерш без легенд и мифов». Стр. 76. М. 2013 г. .

Разведка и контрразведка только тогда эффективна, когда ее действия остаются втайне. Все это требовало от сотрудников Смерш колоссального напряжения сил и высочайшего профессионализма. С учетом того, что на одного оперативного работника приходилось до полусотни негласных помощников, он вынужден был спать по нескольку часов в сутки и большую часть времени проводить на передовой в постоянном общении с военнослужащими. Одновременно ему надо было решать массу других вопросов: проводить опросы военнопленных, расследовать факты нарушений в секретном управлении войсками, разбираться со случаями разгильдяйства отдельных должностных лиц, по вине которых в боевые подразделения несвоевременно поставлялись боеприпасы, пища, медикаменты и т. д.

«…Все это надо было решать не в кабинетных условиях, а в боевой обстановке, в окопах, землянках, в лесных и прочих укрытиях; разрабатывать хорошо продуманные соответствующие легенды, сохраняя конспирацию, и, в то же время, неся равный с армейским командованием груз ответственности за решение конкретных боевых задач», — вспоминал о своей службе контрразведчика Иван Лаврентьвич Устинов. [85] И. Устинов. «На рубеже исторических перемен». С. 68. М. 2008 г.

О том, что контрразведчики не отсиживались в тылах, а бок о бок воевали с красноармейцами, убедительно говорят сухие цифры. За время войны Особые отделы — Смерш — потеряли свыше 11 000 сотрудников, что составляло 37 % от штатного состава.

В трудные минуты боя, когда из строя выбывал командир, контрразведчики нередко брали на себя командование подразделением.