Николай Лузан - СМЕРШ. Один в поле воин

— Может, пора?

— Подождем немного. По моим расчетам, у них должна начаться смена на постах. Под шумок и проскочите.

— Хорошо, — согласился Рейхер и плотнее затянул маскхалат.

Снег перешел в дождь. Холодные упругие струи хлестали по лицам диверсантов. Спасаясь от него, они искали защиты под скалой, но там не всем хватало места. Белодед не сдержался и зло бросил:

— Че дальше будет? Я уже до жопы промок!

— Добрый хозяин в такую погоду собаку на двор не выгонит, — буркнул Лихобабин.

— Тоже мне нашел доброго хозяина, Рейхера! — брякнул Лихобабин и с опаской покосился в его сторону.

Тот не услышал. Зато не пропустил мимо ушей Петренко и цыкнул:

— Хорош скулить! Погода в самый раз, чтобы шкуры остались целы.

— Тоже мне заботливый выискался, — огрызнулся Лихобабин.

— Поговори еще. Я вам…

Конец перепалке положили команды Дика:

— Приготовиться! Густав, пошел!

Первыми из траншеи поднялись батальонные разведчики. Три белых призрака выскользнули из-под скалы и, слившись со снегом, устремились к скальному разлому. Вслед за ними, вытянувшись в цепочку, двинулись диверсанты. Первым полз Петр, за ним Ломинадзе и Лихобабин, Рейхер занял место в середине, замыкал группу Асланидзе. Подобно гигантской гусенице, они судорожными рывками продвигались по минному полю. Разведчики и минер капитана Дика, по каким-то только им известным признакам, находили проход в этом лабиринте затаившейся смерти.

Позади остались минное поле, нейтральная полоса, впереди черным провалом проступила щель траншеи. Петр дал знак остановиться — диверсанты замерли — и прислушался. Прошла минута-другая, он продвинулся вперед и свесился над бруствером. Траншея пустовала, никого не было и в ходе сообщения, ведущем в блиндаж, лишь слева, метрах в двадцати, из зарослей орешника доносились неясные звуки. Присмотревшись, Петр заметил слабый огонек. Описав замысловатую петлю, огонек пропал, и в воздухе запахло едким дымом отсыревшей махорки. В том месте, видимо, располагался пост. Петр подался назад к Лихобабину и распорядился:

— Передай по цепочке, слева пост! Пусть ползут по моему следу. Ты держи его на прицеле!

— Понял, — подтвердил Лихобабин и возвратился к основной группе.

Петр, перебравшись через траншею, залег за скалой. Его и движений диверсантов красноармейцы не заметили. Со стороны поста доносился приглушенный говор и, как ему показалось, смех. Часовые и не подозревали, что рядом кралась их смерть. Вскоре разведчики Дика и диверсанты собрались в глубокой расщелине под скалой. На карте Дика она значилась как контрольная точка номер один. Здесь их маршруты расходились — группе Рейхера предстоял затяжной спуск по снежнику в долину. Там, у небольшого озера, был запланирован короткий привал, после которого диверсанты должны были превратиться в особую команду инженерной разведки штаба Закавказского фронта, выполняющую специальную задачу командующего.

Разойдясь с разведчиками Дика, группа Рейхера продолжила движение. Во главе колонны стал Петр. Цепляясь за кустарник и валуны, он заскользил вниз. Дождь превратил снежный наст в ледяное поле, и ему приходилось напрягать все силы, чтобы камнем не сорваться под откос. В какой-то момент зыбкая опора ускользнула из-под ног, и все его усилия удержать равновесие оказались тщетны, рюкзак навалился на голову и опрокинул вниз. Под тяжестью тела снежный наст обрушился, и Петра захватила лавина. Он отчаянно цеплялся за все, что попадалось под руки, чтобы не сорваться в пропасть. И это удалось: подвернувший на пути мощный корень стал той самой спасительной соломинкой, за которую Петр уцепился мертвой хваткой и, спасаясь от комьев смерзшегося снега и глыб льда, вжался в расщелину. Но она не защитила — сильнейший удар пришелся в правое плечо, и рука мгновенно онемела.

«Все — конец!» — подумал Петр и от боли на мгновение потерял сознание.

Снежная лавина скатилась в пропасть. Ее отголоски еще долго гуляли в горах, и, когда стихли, до Петра, как сквозь вату, донеслось:

— Петренко, живой?

— Здесь я, — подал он голос и предпринял попытку подтянуться и встать на ноги. Плечо пронзила жгучая боль, его сознание снова замутилось, и когда снова открыл глаза, то увидел перед собой лицо Рейхера. Тот тяжелым взглядом посмотрел на его неуклюжие потуги и от досады заскрипел зубами. Так тщательно готовившаяся операция, на которую было положено столько сил, в самом начале дала сбой. Петренко стал обузой. Рейхер помедлил секунду, и рука потянулась к рукоятке ножа. Один короткий колющий удар в горло, и все будет закончено. Петр понял это по его глазам и, превозмогая боль в плече, поднялся и заявил:

— Кенак, я могу идти.

— Идти-то можешь, но что пользы? Нам сейчас каждая минута дорога, — в сердцах произнес он.

— Тогда, может, сделаем так, — и после секундного раздумья Петр предложил: — Я возвращаюсь назад.

— Назад? — И эта затянувшаяся пауза показалась Петру вечностью. Он уже не рассчитывал на снисхождение Рейхера, и рука опустилась на рукоять ножа. То ли это, то ли что другое, но оно заставило гитлеровца изменить решение. — Хорошо, возвращайся, но…

— Этого не будет! Живым я не дамся! — заверил его Петр.

— Удачи! — обронил Рейхер и приказал: — Асланидзе, вперед!

Диверсанты снова построились в цепочку и заскользили вниз. Скрип снега и слабый треск кустарника еще какое-то время звучали в расщелине и вскоре растворились в шуме дождя. Петр остался один, собравшись с силами, направился к советским позициям. Подъем к ним измотал его до изнеможения. Выбравшись на бруствер траншеи, он еще долго приходил в себя, затем сполз на дно и заковылял в сторону блиндажа. Память не подвела: через десяток метров Петр наткнулся на дверцу и, приоткрыв, окликнул:

— Есть кто живой?!

В ответ послышалось невнятное бормотание, затем чиркнула спичка, и тусклое пламя выхватило из темноты поросшее щетиной лицо. Осипший спросонья голос, спросил:

— Кто такой?

— Из штаба, — заявил Петр и прошел внутрь.

Навстречу ему поднялись пять бойцов и, сонно хлопая глазами, уставились на него. Старший среди них — младший сержант — зажег фитиль и, разглядев Петра, поинтересовался:

— Товарищ старший лейтенант, позвольте узнать цель вашего прибытия?

— С целью потом, браток, — и здесь теплая волна согрела Петра — он был среди своих, — ты мне скажи, ваш особист далеко?

— Та не, рядом.

— Позови, дело срочное! — потребовал Петр, в изнеможение опустился на нары и закрыл глаза. Боль в плече отпустила, и его охватила блаженная слабость. Ему уже нечего было опасаться. Он был среди своих. «Своих!» — промелькнуло в меркнущем сознании Петра. Вырвали его из прострации громкие голоса. Он тряхнул головой и открыл глаза. Перед ним сидел худощавый младший лейтенант и с откровенным любопытством разглядывал его. Поймав взгляд Петра, он представился: