Николай Лузан - СМЕРШ. Один в поле воин

— Оперуполномоченный Особого отдела младший лейтенант Волкодав.

— Как-как? — на лице Петра появилась улыбка.

— Волкодав Владимир Иванович, — повторил особист.

— Хорошая фамилия. От такого не уйдешь, — заметил Петр.

— Пока не уходили.

— Эт хорошо.

— Так что случилось? — перешел к делу особист.

— Пока ничего, но может… Поэтому, Володя, доставай карандаш, ручку и записывай!

— Чег-о?! — опешил тот от такого напора.

— Давай-давай! У меня нет времени, — поторопил Петр.

— Не гони лошадей! Ты вообще-то кто такой?

— Попроси, пусть ребята выйдут.

— Эт еще зачем? — насторожился особист.

— Володя, я тебя прошу, у нас очень мало времени, — напомнил Петр.

Волкодав, помявшись, распорядился:

— Дроздов, пока перекантуйтесь у Меланченко!

— Есть, товарищ младший лейтенант, — принял тот к исполнению и вывел подчиненных из блиндажа.

Они остались одни. Волкодав повторил вопрос:

— Так кто ты такой?

— Абвергруппа 102, слыхал про такую? Так вот… — Петр не успел договорить — особиста подбросило, будто на пружинах, и его пальцы заскребли по кобуре с пистолетом. — Да не дергайся ты, Вова, не шпион я! Я свой! — успокоил Петр.

Младший лейтенант, продолжая с подозрением поглядывая на него, присел на лавку и, не спуская руки с кобуры, спросил:

— И все-таки хто ж ты такой?

— Гальченко, — не стал до конца раскрываться Петр.

— И што? Мне это ниче не говорит.

— Я выполню специальное задание начальника Особого отдела 6-й армии Юго-Западного фронта капитана Рязанцева.

— Такого я не знаю, а Южного фронта давно нет.

— Слушай, младший лейтенант, может, хватит играть в шпионов. Дело более чем серьезное, — начал терять терпение Петр.

— И я о том же. С чего эт тебе я должен верить?

— Ладно, Рязанцева не знаешь, но про комиссара госбезопасности 3-го ранга Николая Николаевича Селивановского небось слышал?

— Н-у-у, — промычал особист.

— Не ну, а гну! Только что на участке твоего полка прошла диверсионная группа абвера, а ты…

— Че-о?! — и особист сорвался с лавки.

— Да сядь ты! Че такой дерганный? Далеко не уйдут. Давай записывай! — потребовал Петр.

— Точно не уйдут?

— Не уйдут, если суетиться не станешь.

Особист присел на лавку. Достал из полевой сумки листки бумаги, химический карандаш и, нетерпеливо поглядывая на Петра, приготовился записывать. Тот откинулся на стенку — боль из плеча прострелила в спину и притихла — и стал диктовать: «Диверсионная группа абвера в составе 11 человек, нет, теперь десяти. Командир — лейтенант Кенак Рейхер. Приметы рост около 190 сантиметров, фигура богатырская. Так и пиши — богатырская. Лицо, как на плакате — солдат рейха. Имеет документы прикрытия на капитана Альтшулера Германа Оскаровича, начальника особой команды инженерной разведки штаба Закавказского фронта…»

Петр продолжал перечислять истинные и вымышленные фамилии диверсантов, их приметы. Волкодав торопливо записывал и не уставал повторять: «Вот это да?! Вот это бомба?!» А когда на лист легло последнее предложение, уже не смог сдержать своего восхищения и воскликнул:

— Ну, ты даешь, парень?! Тебя к герою надо представлять!

— Ладно, живу бы быть, а остальное приложится, — смутился Петр.

— Эт, конечно, — согласился Волкодав и, заметив болезненную гримасу на его лице, спросил:

— Шо с тобой? Ты не ранен?

— Нет. Похоже, вывихнул плечо.

— Давай к санинструктору.

— Не могу, надо назад в их гадюшник.

— Как же ты доберешься?

— Как-нибудь…

— Погодь, так же нельзя, мало ли что. Я его сейчас сюда дерну, — засуетился Волкодав.

— А вот это, Володя, лишнее! Чем меньше обо мне знают, тем надежнее, — положил конец спору Петр и потребовал: — И еще доложи Селивановскому: в Краснодаре у начальника типографии Бойко лежит мой пакет, в нем список агентов, которых абвер забросил в декабре прошлого и январе нынешнего года. Связник пусть ищет меня в Крымской. Штаб группы находится на бывшем консервном заводе. Пароль: «Поклон от Павла Андреевича». Отзыв: «Как он поживает». Запомнил?

— И запомнил, и запишу! — заверил Волкодав.

— Тогда мне пора! Выведи так, чтобы бойцы не заметили, куда я девался, — попросил Петр и приподнялся с лавки.

Болезненная гримаса исказила его лицо. Волкодав поспешил подставить плечо. Они выбрались из блиндажа и по ходу сообщения добрались до передовой траншеи. Дождь к этому времени прекратился, и впереди проступили колючие заграждения. Петр глубоко, как перед прыжком в воду, выдохнул, выбрался на бруствер и, оглянувшись, сказал:

— Волкодав, надеюсь, ты должен придушить этих бешеных псов Канариса!

— Не волнуйся, не уйдут! — заверил тот и вдогонку спросил: — Тебя-то, как зовут?

Петр, лукаво улыбнувшись, ответил:

— Как того царя.

— Цар-я-я?! Эт которого?

— Нормального, — хмыкнул Петр и, оттолкнувшись от бруствера, пополз к позиции батальона капитана Дика. Его от нее отделяли 200 метров нейтральной полосы. Дались они ему нелегко. Он взмок, как мышь, когда, наконец, услышал немецкую речь. Передохнув, Петр собрал остатки сил, одним рывком преодолел последние метры и сполз в окоп. Теперь ему уже были не страшны ни мины, ни шальные пули. Несмотря на проснувшуюся боль в плече, его душа пела: он выполнил еще одно задание советской контрразведки — рано или поздно диверсанты Рейхера будут обезврежены.

Блиндаж Дика, полковой медик, кружка шнапса, опалившая рот, острая боль в вывихнутой ключице и снова изумленное лицо Волкодава путались и мешались в сумеречном сознании Петра, а потом он провалился в бездонную яму. Утром его разбудил Райхдихт. На лице обер-лейтенанта гуляла довольная улыбка. Группа Рейхера благополучно прошла вторую контрольную точку у Геленджика и быстро продвигалась к конечной цели — Туапсе. Дальше задерживаться в расположении батальона капитана Дика не имело смысла, и они, наскоро перекусив, выехали в Крымскую.

Солнце еще не успело подняться из-за гор, и водитель давил на газ, чтобы не попасть под бомбежку. Бешеная тряска отзывалась тупой болью в плече, но Петр старался не обращать на нее внимания и в душе радовался тому, что таким удивительным образом все завершилось. На базу в Крымской они добрались без остановок — русская авиация была бессильна перед плотным туманом, опустившимся на дорогу. Там их встретил сам Штайн. Посочувствовав Петру, он тут же забыл о нем. Сейчас его заботило только одно — успех группы Рейхера.

До очередного выхода на связь радиста группы оставались считанные часы. Наступил вечер. Прошел контрольный срок, истекло время резервного выхода, а эфир по-прежнему безжизненно молчал. На настойчивые вызовы «Пантеры», которые радиоцентр посылал всю ночь, «Вольф» не отвечал. За окном забрезжил унылый мартовский рассвет, и всем, даже сонно клевавшему над ключом передачи радисту, стало ясно — группа Рейхера стала пятой в печальном списке потерь под Туапсе. Но Штайн упорно гнал прочь саму мысль. Он все еще наделся, что такой ас, как Рейхер, не мог провалиться.