Николай Лузан - «Загадка» СМЕРШа

Поздно вечером в пятницу эфир взорвался тревожным визгом морзянки. Николай едва успевал принимать сообщение Берлинского радиоцентра. За его спиной нетерпеливо переминались с ноги на ногу Виктор с Окуневым. После расшифровки радиограммы в комнате раздался общий вздох облегчения. Ее содержание не оставляло сомнений в том, что сообщение Железнодорожника о розыске Делле дошло до Курека. При этом «Цеппелин» ни одним словом не обмолвился о причине его провала и потребовал:

«Немедленно сменить квартиру. В случае выхода на связь Делле, Кемпке или Дериглаза их ликвидировать и уйти на нелегальное положение».

Радиограмма «Цеппелина» положила конец нервному периоду в работе контрразведчиков, связанному с появлением группы Делле. Им удалось ее нейтрализовать и при этом не вызвать подозрений к «Иосифу». В кабинете Барышникова, где собрались участники операции, царило приподнятое настроение. Радиоигра получила второе дыхание. «Иосиф» по-прежнему продолжал оставаться для гитлеровской разведки ценнейшим источником информации, и лучшим аргументом в его пользу служило то, что в Берлине ради него готовы были пожертвовать двумя кадровыми сотрудниками — Кемпке и Делле.

Это решение «Цеппелина» убедило Барышникова и Утехина в том, что их рискованный ход с компрометацией Делле оказался оправданным. И они решили пойти дальше — отбить у Курека всякую охоту связывать деятельность «Иосифа» с работой других резидентур гитлеровской разведки, действующих в Подмосковье. Логическим шагом в реализации этого замысла стал шумный арест еще двух агентов из резидентуры Делле — Учетчика и Телефониста, работавших в отделе перевозок отделения железной дороги Калуги. А оставшийся на свободе Железнодорожник все продолжал бомбардировать «Цеппелин» паническими радиограммами. В конце концов, у него сдали нервы, и он обратился в бега, но далеко не ушел и был негласно задержан группой захвата Окунева.

Разгром резидентуры Делле вызвал в Берлине переполох. Опасение, что подобная судьба может постигнуть и «Иосифа», вынудило «Цеппелин» принять меры предосторожности. Радиосвязь с ним был переведена на резервный режим — раз в неделю в установленное время происходил обмен короткими проверочными радиограммами. Воспользовавшись паузой, контрразведчики перевели дыхание и занялись подготовкой второго этапа операции. В нем ведущая роль отводилась Лещенко. Выполнение столь ответственной задачи взяли на себя Утехин и Окунев. Не остались без дела и Виктор с Николаем. Старенькая дача Смерша в Малаховке, куда они перебрались из квартиры в Тихвинском переулке, нуждалась в ремонте, и они всей душой отдались этому мирному занятию.

В таком режиме прошло два месяца. В Берлине держали паузу, видимо, выжидали, чем обернется провал группы Делле для остальных агентов, действующих в Подмосковье. Подошел к концу март, и в «Цеппелине» окончательно успокоились. Наступившая ранняя и бурная весна растопила не только лед на озерах под Берлином, но и опасения Курека за судьбу ценных агентов в Москве. Временный карантин для «Иосифа», установленный в мрачных кабинетах на Потсдамерштрассе, закончился 29 марта.

В тот день Берлинский радиоцентр разразился длинной радиограммой. В ней Курек, не скупясь на слова, отмечал заслуги «Иосифа» в борьбе с большевизмом и потребовал «внести свой неоценимый вклад и провести вербовку «Л».

Последние фразы в расшифровке радиограммы были дважды подчеркнуты хорошо знакомым Барышникову и Утехину красным карандашом. Абакумов требовал от них в течение дня разработать и доложить план подключения Лещенко к оперативной игре с «Цеппелином». Первый его пункт у Утехина и Барышникова не вызвал разногласий. Они сошлись на том, что Лещенко предстояло стать тем самым «паровозом», который должен потащить дальше начавшую было затухать радиоигру. Чистый лист бумаги под рукой Утехина быстро заполнялся новыми пунктами. Роль в операции «Загадка» еще одного будущего «гитлеровского агента», без пяти минут наркома, еще ничего не подозревавшего о ней, приобретала зримые очертания.

Спустя два дня Абакумов рассмотрел предложенный Барышниковым и Утехиным план подключения Лещенко к радиоигре, внес в него коррективы, а позже утвердил текст радиограммы «Иосифа» для «Цеппелина». В то же вечер в Малаховке заработал радиопередатчик. Николай передал в Берлин срочное донесение:

«Л» дал принципиальное согласие на сотрудничество, но только с американцами, при условии получения паспорта гражданина США, 15 тыс. долларов наличными и открытия счета на его имя в одном из банков Швейцарии».

Реакция «Цеппелина» не заставила долго ждать. В ответной радиограмме Курек рассыпался в благодарностях:

«Выражаем восхищение вашей блестящей работой и передаем личную благодарность обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Для оказания помощи в вербовке «Л» 30 марта будет направлен известный вам А. Г. Он доставит запасную радиостанцию, чистые бланки советских документов, 5 тыс. долларов США и 500 тыс. рублей. Встречайте его на железнодорожной станции Егорьевская в 13:00. В случае срыва явки повторная встреча на том же месте, на следующий день. Да поможет вам Бог!»

Сообщение из Берлина всколыхнуло опергруппу Смерша. Накануне высадки курьера «Цеппелина» в отделах Барышникова и Утехина царило напряженное ожидание. Спало оно, когда посты воздушного наблюдения засекли в небе над Егорьевской гитлеровский самолет. В час тридцать из него десантировался только один человек и приземлился в семи километрах от станции. К тому времени Виктор уже находился в Егорьевске и остаток ночи провел, ворочаясь на скрипучей кровати в штабе батальона внутренних войск НКВД. Сафронову, Окуневу и Тарасову тоже было не до сна. Через неплотно прикрытую дверь до Виктора доносились их приглушенные голоса и шорохи. Уснул он перед рассветом. Разбудил его Окунев, когда на дворе был в разгаре день. После запоздалого завтрака они еще раз прошлись по плану захвата курьера «Цеппелина». После этого Сафронов и Тарасов отправились на станцию, чтобы проверить готовность группы захвата, а Виктор вышел на улицу, чтобы собраться с мыслями.

Яркое солнце слепило глаза, легкий ветерок ласково обвевал разгоряченное лицо. Ранняя бурная весна решительно брала свое, и ее бодрящее дыхание, в котором смешались запахи молодой, пробившейся у завалинки травы и распустившей под окном вербы, кружили голову. О недавней холодной зиме напоминали лишь кучки серого, съежившегося в тени забора снега. Бодрый голос Окунева: «Пора, Витя!» — заставил его встрепенуться. Он бросил взгляд на часы. Стрелки показывали 12:10.

Поднявшись со ступенек крыльца, Виктор расправил под ремнем складки шинели, спустился во двор и прошел к машине. Через пятнадцать минут он и Окунев прибыли на станцию. В двух крохотных залах ожидания царила благостная тишина и было малолюдно, большинство пассажиров вышли на перрон и грелись на солнце. Среди них промелькнули Сафронов и Тарасов. Они тенями следовали за Виктором, и ему ничего другого не оставалось, как запастись терпением и ждать появления Гальфе на перроне.