Фрэнсис Сондерс - ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны

Потерпев неудачу в привлечении французского редактора, Исполнительный комитет решил предоставить этот пост Франсуа Бонди, швейцарскому писателю, родным языком которого был немецкий и который являлся активистом коммунистической партии до заключения пакта между Гитлером и Сталиным в 1939 году. Будучи ключевой фигурой, назначенной в секретариат Конгресса в 1950 году (в качестве редакционного директора), Бонди сотрудничал с журналом «Монат» Мелвина Ласки, который называл его «образцовым редакционным советником нашего времени». Первый выпуск «Прев» под редакцией Бонди вышел в октябре 1951 года. Ставящий целью установление атлантического, антинейтралистского и проамериканского консенсуса, «Прев», разумеется, был печатным органом Конгресса, его рупором, а также рекламой его деятельности и программы. В таком статусе он сразу же столкнулся с тем, что Мане Спербер (Manes Sperber) назвал «практически тотальной враждебностью», но Бонди стойко отражал яростные атаки как слева, так и справа [218] Peter Coleman. Цит. произв. .

На первых порах Конгресс воспринимался с почти всеобщим подозрением. Активисты, поддерживающие его, убеждали себя в том, что эти подозрения являлись просто порождениями антиамериканских настроений, которые были в моде в то время; те, кто оказался неспособен на это, просто подавляли свои подозрения. Однако недоброжелатели использовали любую возможность для того, чтобы подвергнуть сомнению легитимность Конгресса в качестве свободной и независимой организации. То, что он смог пережить эти нападки, является признаком отчаянного упорства тех, кто (как внутри, так и снаружи) верил в его предназначение. Когда Жорж Альтман, редактор «Фран-Тирёр», и Франсуа Бонди прибыли в Рим в конце 1950 года для организации итальянского филиала, их постоянно спрашивали: «Кто платит за всё это?», «Под «свободой» вы имеете в виду американский капитализм?». Наблюдатели от коммунистов, казалось, присутствовали на большинстве встреч, и многие итальянские интеллектуалы явно были подвержены «тоталитарному соблазну». А такие, как Альберто Моравиа (Alberto Moravia), по сообщениям, были больше обеспокоены неофашизмом, чем коммунизмом. В своём отчёте Джоссельсону Бонди и Альтман подчёркивали провинциальность и антиамериканские настроения итальянских интеллектуалов. В Италии для Конгресса существовали «большие возможности», но они могли вызреть только в результате «медленной, непрямой, диверсифицированной и крайне осторожной работы» [219] Francois Bondyand Georges Altman to Michael Josselson. October 1950 (IB/GMC). .

Итальянская Ассоциация за свободу культуры была организована в конце 1951 года под руководством Игнацио Силоне и стала центром федерации, включавшей в себя около ста независимых культурных групп, которым Ассоциация направляла лекторов, книги, брошюры, фильмы и вместе с ними дух интернационализма. Она выпускала бюллетень «Либерта делла Культура» (Liberia della Cultura), а позже «Темпо Пресенте» (Tempo Presente) под редакцией Силоне и Никола Кьяромонте. Но итальянский филиал начал разваливаться сразу после учреждения. Набоков прибыл в Рим для того, чтобы проталкивать интересы Конгресса, однако, как Бонди и Альтман до него, обнаружил апатию интеллектуалов, слишком охотно ловящих «любопытные слухи» о Конгрессе. Жалуясь Ирвингу Брауну на «летаргию в духе Силоне в нашем итальянском подразделении», Набоков говорил, что нужны радикальные меры, чтобы влить кровь в итальянский «аппарат». «Силоне невидимо царствует на небесах и не даёт ребятам в офисе делать свою работу. Я написал ему два письма, послал телеграмму, чтобы попросить его отлучиться надень от своих летних каникул и встретиться со мной здесь, в Риме, но он так и не ответил. Я встречаюсь с десятками людей каждый день, большинство из них готовы вступить, работать, помогать (включая Моравиа), но все говорят, что пока Силоне является здесь единоличным хозяином, никто ничего не сможет сделать», - жаловался Набоков [220] Nicolas Nabokov to Irving Brown. 3 September 1951 (IB/GMC). . Обеспокоенный донкихотским, воинственным и надменным отношением Силоне к церкви, Набоков также обращался к Жаку Маритену и просил его написать «большое письмо властям Ватикана», чтобы объяснить, что Конгресс за свободу культуры и итальянская Ассоциация ведут «разную политику» [221] Были веские причины для того, чтобы попытаться затушить антиклерикальный шум итальянской организации. В это время Лоуренс де Новилль принимал участие в чрезвычайно деликатных дискуссиях с Ватиканом, что являлось частью инициативы ЦРУ по созданию католических профсоюзов по всей Европе в противовес группам рабочих, которые состояли по большей части из коммунистов. .

Набоков также отправился в Лондон, чтобы поддержать британский филиал - Британское общество за свободу культуры (British Society for Cultural Freedom), основанное в январе 1950 года при Обществе писателей в Уайтхолл-Корт. Встретившись с Т.С. Элиотом, Исайей Берлином, лордом Дэвидом Сесилом (David Cecil), главами Британского совета, представителями Третьей программы Би-би-си и Ричардом Кроссманом, который теперь был генеральным секретарём лейбористской партии, Набоков смог доложить в Париж, что у Конгресса есть могущественные союзники в Англии. Отдельно он сказал Бэрнхаму, что «многие британские интеллектуалы считают наш Конгресс полуподпольной американской организацией, контролируемой вами... я полагаю, наши постоянные усилия должны быть направлены на то, чтобы доказать европейским интеллектуалам, что Конгресс за свободу культуры не является агентством американских спецслужб» [222] Nicolas Nabokov to James Burnham. 6 June 1951 (CCF/CHI). . Используя язык, к которому обычно прибегали «осведомлённые» сотрудники разведывательных служб, Набоков просил Бэрнхама сообщить «нашим друзьям в Америке фундаментальный парадокс местной ситуации: у нас, возможно, осталось мало времени, но мы должны работать, как будто у нас есть всё время на свете. Процесс трансформации операции «Конгресс» в широкий и мощный фронт противостояния тоталитаризму займёт много времени и, я боюсь, много денег» [223] Там же. .

Завоевание ниши на конкурентном рынке культуры холодной войны требовало значительных инвестиций. Первоначально Ирвингу Брауну выпала роль выступать в качестве финансового канала для культурных программ ЦРУ. Том Брейден вспоминал: «Я мог дать пятнадцать, десять, пять тысяч долларов Брауну за один раз, вне бюджета, но я никогда не был на самом деле уверен в том, что он делал с этими деньгами» [224] Tom Braden. Interview, Virginia, July 1996. . Однако это была лишь малая часть того объёма средств, что находились в распоряжении Брауна. Позже Лоуренс де Новилль пояснял: «Суть была во встречном финансировании. Люди не могли сказать в Конгрессе США: посмотрите, что они делают с деньгами налогоплательщиков - потому что это были не наши деньги, а побочный продукт «Плана Маршалла» [225] Lawrence de Neujville. Telephone interview, February 1997. . Когда «Плана Маршалла» делал первые шаги, было предложено, для того, чтобы выделяемые средства выполняли двойную работу, каждой стране-получателю внести вклад в иностранную помощь, разместив сумму, равную вкладу США, на хранение в своём Центральном банке. Двустороннее соглашение между этой страной и США позволяло совместно использовать эти фонды, большая часть валютных средств (95%) оставалась законной собственностью правительства страны, в то время как 5% после сдачи на хранение становились собственностью правительства США. Это «встречное финансирование» - секретный фонд в размере около 200 миллионов долларов в год - было выделено для расходов ЦРУ.