Дения Кобба - Берия. За что его не любят…

2 июня 1953 г. Берия вынес на рассмотрение в СМ СССР аналитическую справку, содержащую предложение о мерах по исправлению создавшейся неблагоприятной политической обстановки в ГДР.

Берия был неплохо знаком с Германией. В 1945 году он посетил Берлин фактически сразу после его взятия советскими войсками, проводил следствие по поиску тела Гитлера и идентификацию останков, найденных во дворе Рейхсканцелярии, а также активно занимался вопросами перевозки оборудования с германских предприятий и инженерно-технического состава в СССР. Кроме того, в Германии была создана очень серьезная агентурная сеть, и советские органы активно сотрудничали с создававшейся в то время Штази. К тому же группой советских оккупационных войск в Германии командовал Гречко, которого выдвинул Берия во время войны, работая на Северном Кавказе в 1942–1943 гг., так что об обстановке в стране он был осведомлен очень хорошо.

Заседания Совета министров, прошедшие в апреле – мае по германской проблеме, итогом которой явилось распоряжение Совета Министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР», проходили в крайне напряженной обстановке, фактически были настоящие перебранки между Берией, Хрущевым и Булганиным.

Хрущев, со своей стороны, вообще утверждал буквально следующее: «Стыдно было присутствовать на заседании и слушать, как Берия орал на товарища Ульбрихта». Но аргументы Берии были весьма убедительны и весомы. Их попросту было нечем крыть. Вкупе же с тем весом, который Берия приобрел после смерти Сталина, ему удалось «протащить» через Совмин документ, содержание которого до сих пор не дает покоя исследователям и является почвой для написания статей, таких как «Лаврентий Берия и перестройка» и тому подобных, в которых Лаврентия Павловича представляют чуть ли не реформатором, предтечей Горбачева.

Основной упор в своих доводах Берия делал на фактическое состояние дел в Германии, которое характеризовалось глубочайшим экономическим кризисом, все увеличивающейся потерей политической популярности СЕПГ, что наиболее ярко проявлялось в пугающих размерах «голосовании ногами», когда, как явствует из записки Берии, с января 1952 г. по апрель 1953 г. в Западную Германию бежало 447 тыс. человек, в том числе только за четыре месяца 1953 года – свыше 120 тыс. человек, причем «…значительную часть бежавших составляют трудовые элементы», – и далее: «В числе пересекших границу разграничения в 1953 году: рабочих около 19 тыс. человек, крестьян-середняков и малоземельных, ремесленников и пенсионеров около 9 тыс. человек. Были зафиксированы случаи бегства из состава казарменной полиции. Но самым опасным симптомом стало бегство в Западную Германию в течение четырех месяцев 1953 года 2718 членов и кандидатов СЕПГ и 2610 членов Союза свободной немецкой молодежи». Более ярких аргументов приводить было уже и не нужно, хотя положение в ГДР действительно складывалось критическое. Крестьяне бросали землю, рабочие – главная опора СЕПГ – устраивали забастовки, и не помогала никакая идеологическая обработка населения, а наоборот, репрессивные действия по отношению к церкви приводили к еще большему отторжению широких масс населения от новой власти. Берия требовал решить данную проблему кардинально. Он считал, что «СЕПГ следует отказаться от претворения в жизнь программы форсированного строительства социализма, а наоборот, следует начать активно поддерживать среднего и мелкого частного предпринимателя, вообще отказаться от практики насаждения колхозов, где только возможно развивать товарищества, а в остальных случаях следует поддерживать мелкие и средние фермерские-бюргерские хозяйства, традиционные для германских земель». И, повторюсь, Никита Сергеевич пишет: «И вот надо было видеть этого человека, когда он орал на Ульбрихта и на других. А мы молчали».

В общеполитическом плане Берия идет еще революционнее, выдвигая предложение о полезности «нейтрализации Германии в центре Европы» считая, что такого рода буфер будет только на пользу Советскому государству: «Что вы друг с другом в прятки играете? – возмущался отец. – Допустим, что все население ГДР проголосует за социалистический путь развития, что в принципе невозможно, но и тогда это будет лишь четверть всего населения объединенной Германии. В любом случае, даже при какой-то поддержке жителей Западной Германии, ваш вариант не пройдет. Но что здесь страшного? Наоборот, это может быть даже полезно, потому что это не будет требовать нашего вмешательства, мы не будем тратить собственные ресурсы, как это сейчас происходит».

Подобная позиция первого заместителя председателя Совета министров СССР, да еще и с большим стажем руководящей работы в ЦК Союзной республики, для тогдашнего времени была делом даже не революционным, а скорее чем-то сверхъестественным, даже потусторонним: ведь Берия в открытую предлагал и доказывал объективную необходимость восстановления буржуазных порядков в стране, где правила социалистическая партия, пролетариат имел почти вековую историю, да и вообще, это была родина теоретиков марксизма.

Берия фактически расписывался в том, что рыночная система и частное предпринимательство значительно и эффективнее, и быстрее оживляют экономические процессы, а отсюда, вообще-то говоря, было недалеко до настораживающих выводов о превосходстве систем.

Но, несмотря на всю остроту полемики, проходившей в основном по политическому аспекту, руководство СССР согласилось с доводами Берии, и решение по Германии принято было, хотя потом Маленков пытался неубедительно отговориться от данного факта в своей речи на июльском пленуме ЦК КПСС, утверждая, что «мы считали, что вместе с немецкими друзьями должны быстро и решительно осуществить меры по оздоровлению политической и экономической обстановки в ГДР и что необходимо лишь поправить курс на форсированное строительство социализма».

Данное заявление выглядит просто бледным, но, в сущности, ничего иного на июльском пленуме, со всех сторон разоблачавшем врага народа, отъявленного мерзавца, негодяя и карьериста, агента иностранных спецслужб и перерожденца Берию, не было.

Берия был, конечно, абсолютно прав в своих оценках относительно роли Германии в Европе и путях ее развития. В пункте 6 документа от 2 июня указывалось на то, что главной задачей является борьба за объединение Германии на демократических и миролюбивых началах. Берия верно оценивал выгодность прежде всего для нашего государства наличия в центре Европы сильного и дружественного нам государства. В конечном счете так и произошло, но только в совершенно другое историческое время.

Советский Союз своей руководящей ролью, к сожалению, не приводившей к качественному улучшению благосостояния населения, ни собственного, ни сателлитов, в силу целого ряда причин, в том числе и по причине гнилости и разложения правящей элиты, не верившей уже ни во что, кроме самообустройства в фатальном отрыве от общества, надорвался и рухнул, увлекая за собой всех своих подкармливаемых псевдодрузей. Но это произошло в конце 80-х – начале 90-х. Элиты наших «друзей по соцлагерю» уже и сами желали подобного. Но тогда, в 1953-м, когда сила и влияние СДПГ и того же Штази в ГДР была на очень высоком уровне, какую бы там Лаврентий Павлович ни собирал аналитику, подтверждающую его мысли, эти инициативы, конечно, вызывали у наших «германских друзей» не просто изумление. Они ведь всегда при всем при том были довольно самостоятельны и силу влияния СССР в вопросах руководства странами «народных демократий» преувеличивать не стоит. Что-то тут Лаврентий Павлович слишком перебрал. Мысли верные, спору нет, но политика – не математика. Тут дважды два не всегда и даже не очень часто четыре. Он же полагал, что тогда объединение возможно было сделать, получив наибольшие дивиденды, как экономические, так и политические, на годы вперед, не доводя дело до крайностей, так как, по его мнению, недовольство немецкого населения уже начинало выливаться в акты открытого неповиновения. Отчасти, и с этим трудно спорить, логика в суждениях Берии была. Ну, к примеру, 16 июня 1953 г. забастовка рабочих Восточного Берлина в короткое время охватила ряд городов, включая Лейпциг, Магдебург, Росток. В акциях протеста и стихийных митингах в общей сложности с 16 по 20 июня приняло участие около 800 тысяч человек, причем в большинстве своем рабочих.