Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад

3 (16) марта телеграммы о назначении его на пост председателя Совета министров пришли вместе от начальника штаба Северного фронта – старого и верного сподвижника великого князя еще по старой Ставке – генерала Ю. Н. Данилова 17. Алексеев немедленно известил Николая Николаевича (младшего) о новом назначении, испрашивая его указаний относительно командования армиями и флотами, а также войсками Кавказского фронта и управления Кавказом. Временно исполнять должность командующего Кавказской армией великий князь назначил генерала Юденича, вопрос о наместнике остался открытым, так как эту должность Николай Николаевич (младший) хотел оставить за собой. До его приезда полномочия Верховного главнокомандующего перешли к Алексееву 18.

Победители ликовали. 2 (15) марта, обращаясь к собравшимся в Екатерининском зале «морякам, солдатам и гражданам», Милюков заявил об образовании Временного правительства. Он был настроен патетически: «Мы присутствуем при великой исторической минуте. Еще три дня назад мы были в скромной оппозиции, а русское правительство казалось всесильным. Теперь это правительство рухнуло в грязь, с которой сроднилось, а мы и наши друзья слева выдвинуты революцией, армией и народом на почетное место членов русского общественного кабинета. Как могло получиться это событие, казавшееся еще так недавно невероятным? Как произошло то, что русская революция, низвергнувшая навсегда старый режим, оказалась чуть ли не самой короткой и самой бескровной из всех революций, которые знает история?! Это произошло потому, что история не знает другого правительства, столь глупого, столь бесчестного, столь трусливого и изменнического, как это. Ныне низвергнутое правительство, покрывшее себя позором, лишило себя всяких корней симпатии и уважения, которые связывают всякое сколько-нибудь сильное правительство с народом» 19.

Победитель заявил слушателям о том, что идет формирование нового правительства, что во главе его встанет князь Львов, а сам он возглавит Министерство иностранных дел. Лидер кадетов обещал, что теперь предательств и разглашений русских секретов не будет. На вопрос о том, кто избрал новых вершителей судеб России, последовал вошедший в историю ответ: «Нас избрала русская революция» 20. Милюков вспоминал о триумфе своего выступления: «Речь эта была встречена многочисленными слушателями, переполнившими зал, с энтузиазмом, и оратор был вынесен на руках по ее окончании» 21. В эти дни говоривших речи часто носили на руках.

Возможно, это было причиной, что они не сразу обратили внимание на окружавшие их признаки новых политических реалий.

Таврический дворец представлял собой картину, которая вряд ли давала основания для радужных умозаключений: «Солдаты, солдаты, солдаты, с усталыми, тупыми, редко с добрыми или радостными лицами; всюду следы импровизированного лагеря, сор, солома; воздух густой, стоит какой-то сплошной туман, пахнет солдатскими сапогами, сукном, потом; откуда-то слышатся истерические голоса ораторов, митингующих в Екатерининском зале, – везде давка и суетливая растерянность» 22. Эта масса только временно могла пойти за столь чужими и, как скоро станет ясно всем, чуждыми ей лидерами. Собственной же силы у них не было. «Сразу же сказался дефект партии, – отметила позже член ЦК кадетов. – Генералы у нас есть, а армии нет. У левых армия огромная, но нет ума в центре. Или не хватает. Но в первые дни мы не отделяли себя от левых» 23. Вскоре за это пришлось платить.

«Какая злая ирония судьбы заключается в этих словах Милюкова, – вспоминал в эмиграции один из его слушателей, – ибо, представляя жалкую и бездарную карикатуру на царское правительство, они в то же время дали поразительно верную характеристику будущего Временного правительства, членом которого состоял сам Милюков, правительства, которое заслужило дружное презрение со стороны русского населения, исключая разве самих бывших “министров”, их партийных поклонников и соратников» 24. Будущее страны в первые дни революции казалось таким ясным: это должна быть конституционная монархия. 3 (16) марта была опубликована декларация нового правительства, оглашавшая его состав и задачи 25. Она звучала довольно пафосно: «Временный комитет членов Государственной думы при содействии и сочувствии столичных войск и населения достиг в настоящее время такой степени успеха над темными силами старого режима, который позволяет ему приступить к более прочному устройству исполнительной власти» 26.

Заявляя об образовании и составе Временного правительства, Родзянко и Львов, подписавшие этот документ, перечислили и основные направления своей политики: 1) немедленная и полная амнистия по политическим и религиозным делам (включая военные мятежи); 2) свобода слова, печати, собраний, стачек; 3) отмена всех сословных и вероисповедальных ограничений; 4) немедленная подготовка к созыву Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования; 5) замена полиции милицией с выборным начальством и подчинение милиции органам местного самоуправления; 6) выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования; 7)«неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении»; 7)«при сохранении строгой воинской дисциплины в строю и при несении военной службы – устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам, Временное правительство считает своим долгом присовокупить, что оно отнюдь не намерено воспользоваться военными обстоятельствами для какого-либо промедления по осуществлению вышеизложенных реформ и мероприятий» 27.

Глава этого правительства, впрочем, не вызывал столь общего презрения, во всяком случае, поначалу. Его приветствовали почти все. Однако от приветствий его политика от этого не становилась привлекательной. «Князь Львов, – вспоминал И. Г. Церетели, активно работавший в Исполкоме Петроградского совета, – имел за собой долгую карьеру земского деятеля и завоевал общее уважение не только среди либералов, но и в демократических кругах своей работой по распространению образования среди масс крестьянства и по поднятию культурного уровня народа вообще. В этой области он показал себя организатором крупного масштаба, и этот престиж вознес его на пост главы первого революционного правительства. Но в области большой политики он чувствовал себя не на своем месте – отсюда та уклончивость его поведения, к которой он прибегал при всех мало-мальски затруднительных случаях и которая давала его противникам основание говорить о “византинизме” его характера… Его уклончивые манеры объяснялись не “дипломатничанием”, а обыкновенной нерешительностью» 28.