Вадим Телицын - Секретный Черчилль. Британские спецслужбы в войнах ХХ века

Де Курси был для «Русской группы» главной целью; советская брошюра, озаглавленная «Враги России в Британии», из своих 70 страниц 39 посвятила нападкам на него. Ясно, что его положение и связи позволяли ему знать своих врагов в Британии. Таким образом, можно предположить, что его обвинения в адрес Ротшильда не в том, что он передавал информацию, а в том, что помогал тем, кто делал это, имеют веские основания. То же можно сказать и о других его подозреваемых: Холлисе, Митчеле, Гае Лидделле, Максвелле Найте и прочих.

Все не так надуманно, как кажется; более того, это, похоже, способно объяснить то, что не поддается иному объяснению: во-первых, в военное время в службы безопасности страны попало значительное число бывших коммунистов; во-вторых, как убедительно продемонстрировал Питер Райт, позже на пути расследования советского проникновения в MI 5 и MI 6 было поставлено слишком много непреодолимых препон, и масса времени потребовалась, чтобы выявить несколько (далеко не всех) предателей; следствие не принесло удовлетворительных результатов до сего дня. Не следует забывать о состоянии умов в тот период между войнами: интеллигенция, испытавшая от войны и ее последствий разочарование, презирала систему, сделавшую войну возможной, обрекавшую рабочих на безработицу и жалкое существование. Противопоставляя собственные суждения старым религиозным догмам, традиционной морали и простой любви к родине, она забыла или не знала о практических результатах предыдущих опытов утопической политики и с легкостью становилась жертвой марксистской пропаганды, искренне полагая, что советский коммунизм является глашатаем нового рассвета для человечества. Эта среда была благодатной почвой для сталинских вербовщиков, и они настолько хорошо преуспели, что о размахе их работы до сих пор не говорится.

Возможно, увольнение Вернона Келла в этом свете стоит расценивать как негласную поддержку Черчилля «русской группе». Как бы то ни было, но после его назначения премьер-министром MI 5 перенаправил свои усилия против врагов справа и всех тех, кто подозревался в стремлении заключить компромиссный мир с Германией, в то время как левое крыло могло жить относительно спокойно.

Безусловно, Черчилль не был попутчиком левых. К международному коммунизму и страшному варварству Сталина, заимствованному у него нацистами, он относился с не меньшим здравомыслием, чем Гитлер или Гесс. Выбор между ними он сделал, руководствуясь не моральными, а имперскими интересами, ибо был истинным представителем высших кругов тори, двора и государственной власти и во что бы то ни стало стремился сохранить могущество и славу Британской империи. Хотя, по правде говоря, было уже слишком поздно, и какой бы выбор он ни сделал, империя была обречена. Разыграв германскую карту, он открыл бы путь к господству Гитлера на континенте, после чего Великобритания, сохранив внешние атрибуты могущества, королевское семейство и власть над большими участками мира, неминуемо должна была бы подчиниться «новому порядку» и стать в политическом и социальном плане унифицированной. От либеральной демократии не осталось бы и следа, как не осталось бы и следа от британских евреев и прочих представителей «низшей расы» и тех, кто исповедовал радикальные левые взгляды. С другой стороны, если будут разыграны американская и русская карты, империя станет пешкой в руках Соединенных Штатов и будет вынуждена приспособиться к американской экономике, ее социально-политическим целям, в то время как в Западной Европе, а, может, и на всем континенте будет доминировать советский коммунизм. Компромиссный мир давал выигрыш во времени, но выбор рано или поздно все равно пришлось бы сделать.

Черчилль свой выбор сделал перед войной. Встав у кормила власти, он непреклонно следовал ему до логического завершения. Он обладал юношеским пылом и закаленным в невзгодах сердцем. Детство его, как и Гитлера, носило печать травмы, но в его случае речь идет об отсутствии родительской любви. Он знал, что такое отчаяние, и ощущал эту черную пропасть, которую окрестил своим «черным псом» и в зрелом возрасте. Вероятно, только такой человек, не аналитик и психически неустойчивый, но наделенный известной долей безрассудства для преодоления неожиданных препятствий, был способен вытащить страну из развивающегося кризиса. Первые признаки дали о себе знать, когда германские бронетанковые колонны, с легкостью разметав французские войска, отделили их от Британских экспедиционных Сил. Французское правительство покинуло Париж, и Муссолини согласился объединить с Гитлером свои усилия. 22 июня Франция официально капитулировала.

Черчилль дрогнул только раз, когда согласился уступить просьбе Галифакса, оставленного им на должности министра иностранных дел, отправить Муссолини послание с предложением провести мирную конференцию, но в тот же день, подавив импульс, пересмотрел решение. После эвакуации большей части Британского экспедиционного корпуса из Дюнкерка он сказал стране и Гитлеру: «Мы пойдем до конца… мы никогда не сдадимся», но будем бороться «до тех пор, пока с Божьей помощью новый мир со всей его мощью и силой не выступит на защиту и освобождение старого».

Народ внял ему. Вот как представил это лорд Глэдуин: «Мы знали, за что боремся. Больше не было сомнений насчет того, как выиграть войну; мы должны были выиграть ее, и точка. Черчилль, как мне кажется, был символом этого коллективного чувства» [161].

Если Уинстон Черчилль разделял обеспокоенность (уже с середины 1930-х годов) британских спецслужб деятельностью заграничных организаций, которые он называл «нацитерами» на территории Великобритании, то на Уайтхолл (британское правительство) они не произвели никакого впечатления. Повторяющиеся требования MI 5 об их запрете отклонялись. Однако руководству контрразведки было поручено составить подробный план по проведению ареста всех важных членов этих организаций, «если и когда Министерство внутренних дел примет решение об этом». Начальники полиции получили копии картотек соответствующих организаций с инструкцией, что по получении телеграммы с кодовым словом «АНАСБОНА» – его составили как аббревиатуру названия «АНти САБОтаж НАцисты», – кого они должны арестовать. Но телеграмма была отправлена только после официального запрета организаций, когда началась война [162].

Уинстон Черчилль, который на протяжении полувека активно поддерживал и иногда критиковал свои собственные британские спецслужбы, сформулировал: «Чем глубже видишь назад, чем дальше можешь видеть вперед».

…В истории британской разведки, да и, вероятно, во всей истории секретных служб, не было другой такой организации, которая бы столь гениально разрабатывала и столь успешно осуществляла отвлекающие маневры, как во время Второй мировой войны. Тар Робертсон настолько воодушевлял своим энтузиазмом вновь рекрутированных сотрудников, что многие из них поразительно быстро осваивали искусство введения в заблуждение. Одним из таких стал 25-летний лейтенант Военно-воздушных сил Чарльз Чалмондели, выпускник Оксфорда и пришедший в 1940 году в разведывательный отдел MI 5 из Министерства воздушного транспорта. Тар писал о нем позднее, как о «необыкновенном и симпатичном человеке, служившим в моем отделе зачастую генератором идей». Заместитель же Робертсона Джон Мариотт характеризовал его как «неисправимого романтика из мира старых пьес плаща и кинжала». Одним из самых гениальных маневров, придуманных Чолмондели сразу после начала операции по подсовыванию противнику сфальсифицированных документов с целью ввести его в заблуждение относительно задач предстоящих действий союзников в районе Средиземного моря: