Фёдор Жорин - Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США

Превратности чекистской судьбы не позволяют мне без согласия этих старших товарищей называть их имена. Достаточно сказать, что их имена и научные труды пользовались уважением ученых Болгарии и ГДР. Именно эти государства продвинулись в области теории философии, общественной психологии, теории социализма и научного коммунизма.

Очень часто мой куратор из их числа помогал мне сдерживать мой резкий характер. Я всегда стоял на позиции, что каждый должен заниматься своим делом. Что далеко не соответствовало действительности. Последнее замечание относится как к оперативной деятельности, так и к партийной жизни в Секретариате Комитета.

Надо заметить, что в Секретариате Комитета, кроме больших интеллектуалов и профессионалов в чекистской деятельности, подвизалось немало подхалимов и других приспособленцев. Что делать, возле крупных хищников всегда крутятся и кормятся шакалы.

К примеру, один из начальников наградного отдела Управления кадров хвастал мне, что сумел собрать или «наградить себя» за десять лет всеми орденами, кроме ордена Ленина. Как это делалось? Очень просто. К наградному листу, подписанному Председателем КГБ СССР и секретарем парткома Комитета он допечатывал свою фамилию. В отделе Административных органов ЦК КПСС у него имелся свой друг, который и не такие дела прокручивал. Потом они рассчитывались по-приятельски.

Так же решались для некоторых сотрудников проблемы с квартирами в Москве. В список очередников, утвержденный руководством Комитета и Парткома КГБ СССР, дописывались нужные люди.

Кто будет перепроверять списки и протоколы? Когда они составляются помощниками соответствующих заместителей Председателя Комитета. Как можно не верить своим помощникам? Поэтому после доклада документа на подпись, он уходил в соответствующую партийную или советскую инстанцию для выделения квартиры или награждения орденом.

Об этих махинациях я узнал не сразу. Я присматривался, и ко мне присматривались. Фактически для большинства сотрудников Секретариата явился полной неожиданностью перевод на работу в аппарат Председателя сотрудника военной контрразведки, да еще из боевого подразделения — особого отдела танковой дивизии. Я был человеком без опыта подковерной политики.

Для меня существовали только служба, только интересы дела. Закулисные игры были не по мне. Во-первых, вначале моя должность не позволяла на кого-либо влиять. Во-вторых, кто-то явно ознакомился с моим личным делом, где содержались и жалоба на своего непосредственного начальника времен работы в особом отделе в Германии, и информация о разоблачении мной комитета комсомола и парткома Высшей школы КГБ им. Ф.Э. Дзержинского, о чем говорилось ранее.

Когда я проработал в Секретариате один-два года, то всем стало известно, что со мной не следует водить компанию. У меня была своя точка зрения, своя позиция. К примеру, через год работы в Секретариате, когда я немного огляделся в коллективе, на одном из очередных партсобраний Секретариата кто-то из известной категории сотрудников предложил в состав президиума нашего собрания включить в качестве почетных членов все ленинское Политбюро ЦК КПСС. Конечно, последовали бурные аплодисменты.

Но когда председательствующий на собрании попросил за это проголосовать, я успел поднять руку и задать вопрос: «Зачем нашему собранию избирать почетный президиум из Политбюро ЦК КПСС?» Зал затих. Такой практики не было во всем Советском Союзе. Я продолжил, сказал, что в состав нашей парторганизации Секретариата входит член Политбюро ЦК КПСС — Ю.В. Андропов, есть и члены, и кандидаты в члены ЦК КПСС. Этого вполне достаточно, чтобы наша партийная организация разработала правильное решение, отвечающее политике партии.

Зал молчал. Через минуту помощник первого заместителя Председателя Г.К. Цинева сказал: «А действительно, зачем нам почетный президиум? Достаточно и рабочего президиума собрания». В принципе, это было очень и даже очень нетипично для обстановки в стране в тот период. Политбюро и лично любимого Л.И. Брежнева избирали в самых далеких колхозах и уж, во всяком случае, в каждой воинской части. В 1982 году Секретариат КГБ СССР был, наверное, первым подразделением КГБ со времен 1917 года, которое обошлось без почетного президиума в лице Политбюро ЦК КПСС. И это было при живом Генсеке Л.И. Брежневе.

Признаюсь, что отношение ко мне после этого изменилось в коллективе. Одни еще больше от меня удалились, другие стали напрашиваться в друзья, чтобы узнать меня получше и доложить руководству об ошибке в подборе кадров.

Вторым случаем, поставившем под сомнение правильность решения парткома КГБ СССР, разрабатывавшего повестки партийных собраний и планы работы парторганизаций центрального аппарата Комитета, было мое выступление на партсобрании по случаю обсуждения задач коммунистов Секретариата КГБ СССР в связи с недостатками в заготовлении кормов в сельском хозяйстве. Это уже было время М.С. Горбачева, при котором сельское хозяйство откатилось по показателям лет на 10–15 назад.

Мне было смешно, когда выступали сотрудники КГБ в звании полковников и, обсуждая проблемы и недостатки в сельском хозяйстве, предлагали выехать подразделениями в выходные дни и накосить травы в районе окружной дороги под Москвой, наломать веток в лесу и все это направить в какой-либо колхоз.

Я поднялся и напомнил, что каждый должен заниматься своим делом. И если руководители сельскохозяйственных предприятий, совхозов и колхозов не могут заготовить силос и фураж, то либо их надо сразу снимать, либо послать туда проверки, изучить причины и сделать организационные выводы в масштабе области или всей страны. Но это, я подчеркнул, работа и задача правительства и ЦK КПСС. Пусть сначала сделают выводы там, наверху.

Конечно, предлагать ЦK КПСС наладить свою работу должным образом ни у кого смелости не хватило. Но все перестали молоть чепуху и согласились, что коммунисты Секретариата КГБ СССР не имеют никакого отношения к проблеме заготовки кормов колхозами и совхозами.

Мне неизвестно, какой разговор состоялся и какие выводы были сделаны на уровне руководства Секретариата и парткома КГБ СССР в отношении меня, но после этого меня даже несколько раз избирали председательствующим на партсобраниях Секретариата.

Мое требование, чтобы каждый занимался своим делом, часто раздражало как моих непосредственных начальников, так и руководителей тех подразделений центрального аппарата Комитета и органов КГБ, чьи вопросы выносились на обсуждение Коллегией или Совещанием руководства КГБ СССР.

Особенно, как уже было сказано, раздражало то, что многие относились к подготовке материалов к этим совещаниям и проектов решений Коллегии весьма поверхностно. Сначала я молчал. Было самому интересно красиво подготовить материал. Потом мне надоело работать «за того парня». Я поднимал вопрос, чтобы подсчитывали, во сколько обошлась подготовка того или иного документа на Коллегию. Конечно, это было смешно. Требовать, чтобы чиновники даже в высоком офицерском звании доказывали свою никчемность, непотребство для государства.