Владимир Черкасов-Георгиевский - Генерал Деникин

Другие австрийские полки еще сидели на перевале, прижимая 8-й корпус. Чтобы окончательно прорваться вниз, надо было рискованно заходить им в тыл. Погода: мороз и вьюга, метель заволакивала лощину и снежно слепила глаза. Деникин рискнул – оставил свою артиллерию, обоз под защитой одного батальона. Сели на часть выпряженных лошадей, навьючив сухарями и патронами.

Впереди были лишь обледенелые, бездорожные склоны гор в мелком кустарнике, с одними козьими тропами, но по таким прорывались в Альпах суворовцы и сами «железные» к Шипке.

«Железные» полки с Деникиным снова прошли такой путь. Сжимая онемевшими руками винтовки, они обрушились в снежной пыли на австрийцев, греясь в рукопашной. Опрокинули и устремились вниз, врываясь на плечах врага в деревни, опорные пункты. Смели отряд на узле шоссейных дорог, взяли станцию и город Мезоляборч.

В этом Карпатском переходе Железная бригада в четыре тысячи штыков захватила 3730 пленных, горы оружия, снаряжения, 9 орудий и эшелон с ценным грузом. Расплатились на перевалах и склонах деникинцы 164 убитыми, ранило свыше тысячи. Перед ними как на ладони лежала главная питательная артерия австрийского фронта: «железка» Мезоляборч – Гуменное. Поставленную задачу все части корпуса выполнили… как стряслось с Корниловым.

Его дивизию не прикрыли с востока. Чем дальше корниловцы уходили на юг, тем все больше им грозили удары во фланг и тыл. Сообразив это, Корнилов заслонился одним полком в тех направлениях. Понял опасность и корпусной командир, стал названивать Брусилову. Тот неожиданно заявил, что брать Гуменное и не входило в его расчеты, стал настаивать, чтобы Корнилов вернулся обратно на перевал.

Командир 24-го корпуса взволнованно отстоял действия Корнилова, он сам же по директиве Брусилова направлял весь корпус в Венгрию. Брусилов согласился оставить как есть, но подкреплений корниловцам не дал. Хотя, как указывает Деникин, свободные части поблизости были.

Тогда с востока и обрушились австрийцы на Корнилова, отбросили его снова к перевалу, где он два дня дрался тремя полками с полуторной австрийской дивизией.

Когда пришел приказ отходить, Корнилов сражался уже почти в полном окружении. Единственно свободной остался крутой серпантин горной дороги. Корниловцы, отбиваясь, двинулись по нему, но у местечка Сины им перерезали и этот путь. Чтобы пропустить свою артиллерию через поселок, надо было драться на его улицах. У Корнилова остались лишь случайные команды и рота саперов. Генерал повел их в атаку… И дивизия вырвалась из кольца, не оставив ни одного орудия, захватив с собой еще две тысячи пленных! Потеряли только два зарядных ящика.

Это то, что с полным знаком наоборот оболгал Брусилов позже: «… потеряв 2 тысячи пленными, свою артиллерию и часть обоза».

Бывший и советский паж постарается осрамить Корнилова Лавра Георгиевича. «Железной» же бригаде и тогда были увесистые лавры. Она получила телеграмму от Верховного: «С горячей благодарностью»; от корпусного: «С полным восхищением несравненной доблестью». И сам Брусилов, столь осуждавший в советском мундире такой «самовольный» бросок в Венгрию, телеграфировал Деникину:

«Молодецкой бригаде за лихие действия, за блестящее выполнение поставленной ей задачи шлю свой низкий поклон и от всего сердца благодарю Вас, командиров и героев-стрелков. Перенесенные бригадой труды и лишения и славные дела свидетельствуют, что традиции старой Железной бригады живут в геройских полках и впредь поведут их к победе и славе».

Гражданская война расколет Корнилова, Деникина и Брусилова, как и других отличных, талантливейших офицеров высокого довоенного «образца». «Погоду» у белых и красных, конечно, сделают не они, единично уцелевшие старые кадровики, а те, кто натянет офицерские погоны из студентов, разночинья, став не «самым благороднейшим офицерским сословием на свете». Всё после кровавого военного серпа Первой мировой у нас в стране измельчает. Эта война, названная в Российской империи Великой, кончит Россию как Великую по доблестям человеческого характера и как Святую – по духу.

Яркий пример тому и великолепный в Первую мировую Брусилов. А в мае 1920 года он согласится принять должность председателя Особого Совещания при Главнокомандующем вооруженными силами Республики. Потом будет служить в центральном аппарате Красной Армии инспектором кавалерии, особо важным порученцем при РВС

СССР. Его «Мои воспоминания», которые цитировал Деникин, выйдут в 1929 году – через три года после кончины бывшего генерала.

Была ли смерть Брусилова покойной? Да – в том смысле, что не успели его расстрелять до беспощадных тридцатых годов и на «царских» офицеров. Но она приблизилась в духовном аду. Брусилов считал себя жестоко обманутым заместителем Троцкого Склянским, сулившим, будто переход к ним генерала спасет бывших офицеров от преследований и террора. Трагедия души началась у Брусилова, когда узнал о массовых расстрелах тысяч врангелевцев, оставшихся в Крыму, поверивших в красную амнистию.

Царский «кадр» Брусилов был неизгладимой довоенной имперской закваски… А пока, в декабре 1914 года он, «обычно энергичный и решительный», как с уважением отмечает Деникин, быстро оправившись от некоторых неудач его частей, контрнаступает. К концу года его армия в составе Юго-Западного фронта вновь занимает линию Карпат.

В начале 1915 года Юго-Западный фронт проводил новую Карпатскую операцию, в ее ходе противник был отброшен к границам Восточной Пруссии. В марте капитулировал осажденный русскими 120-тысячный гарнизон Перемышля. Тяжелые карпатские бои продолжались до апреля, когда русские из-за острого недостатка в вооружении и боеприпасах прекратили активные действия.

Случился снарядный голод и потому, что русские, по традиции отечественного шапкозакидательства, собирались «свернуть немца» этак за полгода. В первые месяцы лупили из орудий бессчетно. Вот и дошли сначала до двух снарядов на выстрел, к весне – в ноль. А специфически сказать: не предполагали, что в этой войне напряжение огневого боя достигнет небывалых и неожиданных размеров, опрокинув все теоретические расчеты и российской, и западноевропейской военной науки.

Оборотистые западные наши союзники быстро справились с этим, создав огромные арсеналы, и отмахнулись от русских, которые платили не железками, а кровью, спасая их парижи. Об этом свидетельствовал в своих воспоминаниях Ллойд Джордж:

«Когда летом 15 г. русские армии были потрясены и сокрушены артиллерийским превосходством Германии… военные руководители обеих стран (Англия и Франция) так и не восприняли руководящей идеи, что они участвуют в этом предприятии вместе с Россией и что для успеха этого предприятия нужно объединить все ресурсы так, чтобы каждый из участников был поставлен в наиболее благоприятные условия для достижения общей цели. На каждое предложение относительно вооружения России французские и британские генералы отвечали и в 1914– 15 гг., и в 1916 – что им нечего дать и что, если они дают что-либо России, то лишь за счет своих собственных насущных нужд. Мы предоставили Россию ее собственной судьбе и тем самым ускорили балканскую трагедию, которая сыграла такую роль в затяжке войны».