Анатолий Чайковский - НКВД и СМЕРШ против Абвера и РСХА

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования».

В этом случае не был забыт и древний трактат: агент в крепости стоит целой армии; данные о намерениях противника определяют тактику ведения операции; цель – оправдывает предпринятые шаги; на войне ничем не стоит пренебрегать. В Красной Армии стали внедрять внутренних осведомителей. Ими становились медицинские работники, связисты, повара, парикмахеры, младший командный состав, словом, те, кто имел возможность для широкого и естественного общения с сослуживцами.

Осведомительная сеть состояла из двух категорий: информаторов и резидентов. Первых, как правило, представлял рядовой и сержантский состав. Получив ту или иную оперативную информацию, резиденты передавали их особистам, а позже – сотрудникам СМЕРШа. «Ежедневно, – рассказывал журналисту А. Хинштейну упоминаемый Леонид Иванов, – командованию докладывались сводки: кто неблагонадежен, где какой настрой. Естественно, для этого нужна была агентура. За всю войну не было у меня случая, чтобы солдат отказался от сотрудничества. Куда сложнее было поддерживать с агентурой связь. После ужина поспишь часок-другой. А средь ночи вскакиваешь и на передовую…»

Почитав воспоминания ветерана, различного толка и калибра либералы и национал-патриоты возопят о «подлости» и «несправедливости» советской власти, отсутствии гуманности и законности в ее действиях. Заметим: применение внутренней агентуры не было ноу-хау той власти. Как свидетельствуют многочисленные источники, к современникам подобное пришло из древних времен. Более того, данный исторический опыт использовали все армии воюющих сторон, в том числе и армии союзников по антигитлеровской коалиции, а главное – в значительно больших размерах. Другой вопрос, каковы в том или ином случае были побудительные мотивы сотрудничества каждой из сторон. Несомненно, что были они разными – от патриотических побуждений до меркантильных интересов.

Как и в любой человеческой среде, всякие люди встречались и в кругу особистов, а позже смершевцев. Вспоминая о суровом военном времени, Н. Г. Егоров рассказывал: «На Северо-Западном фронте я был заместителем политрука стрелковой роты. Помню, вызывают меня в штаб батальона. Это в трехстах метрах от передовой. На берегу чудесного озера Селигер в землянке меня ждет холеный подполковник СМЕРШа, требует дать характеристику подчиненным:

– Товарищ подполковник, я замполитрука и каждого бойца знаю. Мы каждый день подвергаемся смертельной опасности. И я ни о ком из них вам ничего говорить не буду. Эти люди воюют на самой передовой. Почему вы не пришли к нам в окопы и там меня не расспросили? Почему вы здесь, в безопасности, со мной беседуете?

Подполковник возмутился:

– Как вы себя ведете? Я вам покажу!

Обозлившись и перейдя на «ты», я сказал:

– Ну что ты мне сделаешь? Куда ты меня пошлешь? На передовую? Я и так на ней…

Подполковнику, видимо, стало стыдно, и он дня через два решил прийти в расположение роты, занимавшей высоту. Подходы к ней немцами простреливались. Поэтому отрыли глубокий ход сообщения, чтобы в случае опасности можно было укрыться. Видим: кто-то ползет по ходу сообщения. Ребята стали хохотать. Оказался тот самый подполковник. И ко мне: «Чего смеются?». Я честно ответил: солдаты смеются из-за того, что он трусоват.

– Мы-то ходим в полный рост, укрываемся только в случае обстрела. А вы ползете, когда опасности нет…» [136].

О роли армейской осведомительской сети в борьбе с агентурой противника, выявлении дезертиров, перебежчиков и т. д. представление дают ежемесячные доклады (за июль – август 1943 г.) УКР СМЕРШ Центрального фронта. «Агентурно-оперативная работа…, – отмечалось в документе, – в основном проходила в боевой обстановке (период Курской битвы. – Авт. )… и была, главным образом, направлена на своевременное выявление и пресечение подрывной деятельности со стороны подучетного и враждебного элемента… Активность и работоспособность агентурного аппарата… характеризуется также фактами проявления массового героизма в боях… Осведомитель «Токарев», красноармеец истребительного дивизиона, подбил самоходную пушку «Фердинанд», когда приблизилась вторая, у «Токарева» вышло из строя противотанковое ружье. Схватив противотанковые гранаты, он бросился под гусеницы «Фердинанда». Взорвав ее, погиб смертью храбрых… [137]

Часть военнослужащих, состоящих на оперативном учете, особенно по основаниям «измена Родине» и «антисоветский элемент», проявили героизм и мужество». Приводились фамилии пяти солдат и младших командиров, среди них «сержант воздушно-десантной дивизии Рожков, 1910 г. р., уроженец Орджоникидзевского края, б/п, ранее судимый, за период боев показал себя исключительно стойким в борьбе с фашистами… Спас жизнь заместителю командира батальона по политчасти Винокурову; в рукопашной схватке убил 7 немцев, из автомата расстрелял еще 30 солдат противника… Спас также жизнь экипажу, находившемуся в горящем танке на поле боя.

Рожков представлен к званию Героя Советского Союза» [138].

К орденам Ленина и Отечественной войны 2-й степени командование фронта представило и остальных красноармейцев – Чечена, Найденова, Лагуткина и Гунольда [139]. Оперативные учеты на них были прекращены. За проявленный в боях героизм с формулярного оперативного учета сняты три военнослужащих. Они награждены орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». За проявленный в боях героизм с формулярного оперативного учета тогда же были сняты еще трое военнослужащих. Все они удостоились орденов Красной Звезды и медалей «За отвагу».

Отмечалось также, что в этот период аресту подверглись 30 бежавших с поля боя, разоблачено 118 членовредителей, 146 дезертиров. В целом в июле 1943 г. в полосе войск Центрального фронта органы СМЕРШ арестовали 517 чел., в т. ч. 38 немецких агентов, диверсантов и террористов. Из них 384 чел. подверглись суду военного трибунала, 65 из них приговорены к высшей мере наказания.

В 1943 г. случаев сдачи в плен, дезертирств, членовредителств стало значительно меньше. Ко всему начался обратный процесс – немало немецких солдат и офицеров, особенно из союзных войск, дилемму плена для себя решали просто: лучше советские сибирские лагеря, чем посмертные могилы на европейской части. Заметно потеряли интерес к данному виду подрывной работы и немецкие спецслужбы. Поубавилось и агентов-пропагандистов. Тем не менее, для советского военного командования существующая проблема оставалась непростой. «В мае с. г. (1943 г. – Авт. ), – сообщалось в докладной УКР СМЕРШ Брянского фронта заместителю наркома обороны Виктору Абакумову, – наиболее пораженными изменой Родине были 415-я и 356-я СД (стрелковые дивизии. – Авт. ) 61-й армии и 5-я СД 63-й армии, из которых к противнику перешли 23 военнослужащих». Тогда же в Управлении контрразведки возник замысел одних отучить принимать перебежчиков, других – совершать предательство. В полосе обороны первых двух дивизий было решено провести боевую операцию, получившую в документах СМЕРШа кодовое название «Измена Родине». Суть ее заключалась в инсценировке сдачи в плен группы красноармейцев с последующим нанесением по противнику огневого удара.