Валентин Фалин - Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

В «Секретной переписке…», претендующей на объективную передачу документов периода войны, в мемуарах Черчилля, в других официальных и официозных западных изданиях тема помощи, оказанной советской стороной США и Англии в тягостные для их войск недели декабря 1944 – января 1945 года, либо почти опускается, либо данные препарируются таким образом, что у несведущих невольно складывается мнение, будто после высадки союзников в Нормандии центр тяжести в войне против рейха переместился на Запад. «Для русских лето 1944 года, – словоблудствуют, например, составители „Секретной переписки…“, – было периодом почти беспрепятственного продвижения, они быстро одерживали одну за другой крупные военные победы в Польше и на Балканах» [890]. Воистину человеческая глупость и политическая неблагодарность не ведают границ.

В названных изданиях практически не встречаются сведения о закулисных действиях, предпринимавшихся тогда же «благодарными», судя по телеграммам Черчилля, союзниками и партнерами, так сказать на всякий пожарный случай. Как отмечает профессор Г. Розанов, генералы Эйзенхауэр и Монтгомери в январе 1945 года не оставили без отклика телеграмму Кейтеля, который предлагал заключить на Западном фронте перемирие на сто дней, чтобы позволить вермахту сосредоточить максимум сил против Красной армии и нанести ей «уничтожающее поражение между Вислой и Одером».

Монтгомери склонялся не мешать немцам перебрасывать войска с Запада на Восток при условии, что демократиям будет позволено беспрепятственно овладеть территориями Франции, Бельгии, Голландии и Люксембурга и занять «линию безопасности» на западных границах Германии. Верховное командование вермахта (ОКВ) выдвинуло встречный вариант: пока на Западе должен сохраняться статус-кво. Но если в определенный срок успеха против СССР не удастся достичь, то войскам США и Англии будет дана возможность пройти через Германию как можно дальше на Восток. Всего Кейтель, Эйзенхауэр и Монтгомери обменялись семью телеграммами. Торг кончился после того, как советская сторона проникла в эту тайну [891].

Выходит, арденнской операцией Гитлер все же добился некоторого политического эффекта? Отчасти да. В январе-феврале 1945 года начался последний раунд сепаратных усилий Англии, США и Германии в расчете на спасение позиций германского империализма, обеспечение Вашингтону и Лондону дивидендов от победы, несоразмерных их вкладу в разгром нацизма. Для Черчилля, как и реакционно настроенного окружения Рузвельта, «Советская Россия стала смертельной угрозой свободному миру». Надо было «немедленно создавать новый фронт против ее стремительного продвижения», и «этот фронт в Европе должен был уходить как можно дальше на восток» [892]. С начала 1945 года борьба для определенных фракций демократий шла не за обещанный народам прочный мир, но прежде всего за выгодные исходные позиции, с которых собирались приступить к долговременной осаде Советского Союза.

Война пришла на землю Германии. «Жизненное пространство» расы господ стремительно и неумолимо сокращалось. Но Гитлеру и его присным хотелось думать, что судный день можно отдалить. Коль очень повезет, так и вырвать прочь из календаря. Фюрер тешил себя иллюзией, что барьеры для сделки с правящими кругами демократий преодолимы. Вопрос упирался больше в конкретную цену, а не в абстрактные принципы, в совместимость интересов, а не личностей.

Вера главы режима в то, что империалистической Германии как противовесу СССР в Европе нет эквивалентной замены и что это так или иначе калькулируется политиками Запада, была непоколебимой. Она покоилась на всем довоенном опыте, на циничной, очищенной от пустословия и декораций оценке британской и американской стратегии в войне, на понимании подоплеки негласного сотрудничества большого бизнеса западных держав с немецкой финансово-промышленной олигархией.

В сознании Гитлера не укладывалось, что США и Англия станут подпиливать сук, столь важный для удержания превосходства капиталистической системы, и смиренно наблюдать, как СССР превращается в великую европейскую и мировую державу. Внутри Соединенных Штатов и Англии, по его убеждению, должны были найтись влиятельные группы, которые склонят их правительства к взаимопониманию с Германией, так же как немецкие промышленники со второй половины 1944 года потребовали от нацистского руководства кончать с войной на Западе.

На начало 1945 года руководство рейха располагало обширным банком сведений, позволявших составлять более дифференцированную картину о настроениях, привязанностях и течениях в «великой тройке» и ее окрестностях, чем это вытекало из речей в парламентах, коммюнике или обменов поздравлениями. Богатую пищу для размышлений и спекуляций давали протоколы Московской конференции министров иностранных дел и переговоров Рузвельта, Черчилля и Сталина в Тегеране, материалы с подробностями поставок вооружений в СССР в порядке ленд-лиза, информация об «Оверлорде» и операциях ВВС союзников, в частности на Балканах, циркуляры Форин офис посольствам. Их поставлял эмиссарам Шелленберга за настоящие и фальшивые фунты стерлингов Цицерон [893]прямо из сейфа британского посла в Анкаре. И естественно, пристальное внимание Берлина приковывали сведения, которые снимались с трансатлантических кабелей связи и выуживались из шифрпереписки трех держав о дебатах в Европейской консультативной комиссии (ЕКК).

Эта комиссия была создана решением Московской конференции (октябрь 1943 года) с задачей разработать порядок капитуляции стран-агрессоров и предложения по механизму контроля за ее осуществлением. Нелишне отметить, что именно на конференции трех министров [894]формула безоговорочной капитуляции из одностороннего заявления Ф. Рузвельта (январь 1943 года), поддержанного У. Черчиллем, стала совместным требованием антигитлеровской коалиции. Руководителей рейха больше занимали не декларации и «решения в принципе». В прошлом многие шедевры подобного жанра оказались пустоцветами. Что принесет практика, какой гранью и к кому она обернется? Распознать эту сторону дела было куда важнее.

Материалы ЕКК и поныне не утратили своей информационной ценности. Без них трудно распутать целый клубок хитросплетений, сопутствовавших отношениям США, Англии и СССР в 1944–1945 годах. Если Гитлер был в курсе пусть некоторых из них, это наверняка распаляло его вожделение. Вплоть до того, что фюрер видел себя среди пользователей распада коалиции союзников-антагонистов.

Под конец Первой мировой войны президент США В. Вильсон выдвинул лозунг – «мир без победы». Что из этого получилось, другой вопрос. Но вильсоновская философия построения справедливого и прочного мирового порядка, не знающего разделения на победителей и побежденных, сама по себе не являлась чрезмерно еретической. Подобные идеи тогда стучались в двери. Недостало воли и мудрости, ответственности и прозорливости политиков, чтобы пригласить их войти дальше зала ожиданий и помочь новым идеям восторжествовать.