Валентин Фалин - Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Всего для нападения на Советский Союз нацистским Верховным командованием было назначено 4600 тысяч человек: 3300 тысяч – в сухопутных войсках и войсках СС, 1200 тысяч – в ВВС и около 100 тысяч – в ВМФ. Вермахт выделил 155 дивизий (из наличных 208), 43 407 орудий и минометов, 3998 танков и штурмовых орудий, ВВС – 3904 самолета (из имевшихся 6413). 22 июня к границе с СССР в трех группах армий и армии «Норвегия» было подтянуто 127 дивизий вермахта. 40 дивизий и 913 самолетов (766 640 человек личного состава) выделили в распоряжение рейха или для координированных действий с ним Финляндия, Румыния, Венгрия и Италия (ее войска прибыли на фронт позднее). Самолеты для участия в войне против СССР послали Словакия (51 машину) и Хорватия (56 машин).

40,2 процента всех дивизий – 42,8 процента моторизованных и 52,9 процента танковых – поступали в распоряжение командования группы армий «Центр». Группу поддерживала большая часть люфтваффе. Относительно слабее оказался насыщенным войсками участок армии «Норвегия» (пять дивизий рейха плюс вооруженные силы Финляндии численностью 302 600 человек).

Советский Союз держал в пяти западных военных округах 177 расчетных [383]дивизий. В сухопутных войсках, ВВС, ПВО и погранвойсках НКВД насчитывалось 2780 тысяч человек. Им было придано 43 872 орудия и миномета, 10 394 танка (из них 1325 Т-34 и KB), 8154 самолета (машин новых конструкций – 1540). Кроме того, 1422 самолета значились за Северным, Балтийским и Черноморским флотами и несколькими речными флотилиями.

Противник превосходил советскую сторону в живой силе (почти на 2 миллиона человек), но статистически в танках Красная армия имела перевес в 2,6 раза, в самолетах – двойной. По тактико-техническим данным советские танки и артиллерия не уступали немецким, а Т-34 были значительно лучше. Новые модели самолетов тоже выдерживали сопоставление с самолетами агрессора. Стало быть, объяснение тяжелых поражений и неудач СССР летом и осенью 1941 года – не в нехватке у Красной Армии «танков и, отчасти, самолетов», как утверждал Сталин. У зла, с такой беспощадностью и болью проявившего себя в начале гитлеровского нашествия, имелись иные корни.

Диктатор, и прежде всего он, несет всю полноту ответственности за то, что агрессор застиг вооруженные силы в округах и страну в целом врасплох. Санкция Сталина на директиву о приведении войск приграничных округов в готовность была вырвана у него военными в 00.30 22 июня. Для ее доведения до штабов и войск требовалось по тогдашним условиям около четырех часов. В результате даже погранвойска не успели к моменту выступления противника занять рубежи обороны.

На удалении до 50 километров от границы было расквартировано лишь 42 дивизии. Большинство из них выдвинуло к приграничной полосе в лучшем случае по полку, причем без средств поддержки. 128 дивизий размещались в стационарных пунктах базирования, отстоявших до 500 километров от западной границы. Из причисленных к западным военным округам дивизий только 21 имела полный комплект, большинство остальных недосчитывали до половины штатного состава, некоторые в своем формировании не продвинулись дальше расквартирования штабов. Никудышными оказались организация ПВО и схема размещения истребительной и фронтовой авиации. Самым слабым звеном являлась связь.

Ошибочным, не учитывавшим опыт Польской, Французской и Балканской кампаний вермахта был стратегический план, принятый советским Верховным командованием. Он строился на посылке, что военные действия будут постепенно набирать обороты и главным силам достанется около двух недель на развертывание. Вероятность нанесения противником внезапного концентрированного удара фактически игнорировалась. Предполья главной полосы обороны не создавалось. Надежды возлагались на вновь строившиеся укрепрайоны (так называемая линия Молотова), но к 22 июня работы в большинстве из них не были окончены, а снятые с позиции вдоль старой границы и доставленные в расположение новых укреплений вооружения не установлены. Не обустраивались запасные полосы обороны. Неудовлетворительно решались вопросы взаимодействия, переподчинения, маневрирования войсками. Пороки, изначально присущие плану, в первую очередь в части развертывания и в управлении войсками, обусловили обвальное течение событий на фронте до декабря 1941 года. Эти пороки и просчеты на правительственном и высшем командном уровне не могли быть компенсированы ни самоотверженностью офицеров и солдат, ни количеством или качеством боевой техники.

Сравнение цифр и оперативных планов не исчерпывает ответа на вопросы: почему в первый день войны было уничтожено 1811 (из них на земле 1489) советских самолетов при 35 сбитых и около 100 поврежденных немецких, а к 30 июня – соответственно 3143 и 669 (без учета самолетов союзников рейха)? Как за первые три недели войска вермахта сумели продвинуться на северо-западном направлении на 400–500 километров, на западном – на 450–600 километров и на юго-западном – на 300–350 километров?

Солдаты, сержантский, средний командный состав вермахта и соответственно нацистских ВВС обрели закалку и опыт в трех-пяти войнах. Их отличал более высокий уровень общей, технической и специальной грамотности. Скажем, летная подготовка советских пилотов составляла 30-150 часов, а немецких – 450 часов. Сходным был разрыв в выучке водителей танков и моторизованного транспорта. Зимний призыв 1940 года в Красную армию, то есть примерно пятая часть рядового состава, не успел пройти к июню 1941 года простейших полевых занятий.

Подытоживая, можно сказать, что большой труд, вложенный в 1940 – первые месяцы 1941 года в переоснащение и реорганизацию советских вооруженных сил, огромные средства, потраченные на создание и выпуск новой техники, были обесценены и где-то дали обратный результат [384]. И добавим, не могли не дать, пока опирались на абстрактные, умозрительные доктрины и концепции, подлаженные под вкусы и прихоти диктатора. В процессе войны, по свидетельству Г. Жукова, Сталин многому научится и в стратегическом, и оперативном искусстве. Но каждый урок, что брал диктатор, оплачивался все эти годы слишком дорого – жизнями и судьбами тысяч и миллионов людей.

Первая, моментальная реакция демократий на гитлеровскую агрессию против Советского Союза весьма знаменательна и поучительна в политическом, философском и человеческом плане. Обмен мнениями, который велся по этому поводу между президентом и британским премьером, сохраняется в тайне. Ни слова на данную тему нет в сборнике «Секретная переписка Рузвельта и Черчилля в период войны», изданном в Лондоне в 1975 году. В трехтомнике, претендующем на название «полное собрание посланий», которыми обменивались президент и премьер, а также в мемуарном труде У. Черчилля «Вторая мировая война» (т. III) помещено послание премьера от 15 июня и изложение устного ответа на него президента. И это все. Лаконичен Р. Шервуд. Он процитировал несколько общих оценок Г. Гопкинса, Г. Стимсона и других, как будто не обнаружив ничего достойного воспроизведения из мыслей и суждений самого Рузвельта [385].